Отпечатки - [11]

Каролина вздохнула. Она зажмурилась и прикрыла глаза рукой, пальцы другой при этом секунду неуклюже трепетали в воздухе — забавный маленький жест, ее смешная манера — Джейми давно казалось, что это похоже на расплющенного борца, у которого физиономию свернуло набок, — все крепче цепляется за брезент, а захват сжимается все сильнее, и наконец больше нет сил сопротивляться сковавшей невыносимой тяжести.

— Я заварю чай, — бросила она. — Тебе налить?

— Каролина, пожалуйста — хотя бы подумай об этом!..

Она покачала головой:

— Что ж, а я, пожалуй, не откажусь. Бенни скоро вернется из школы.

Джейми подумал, что на время этой вынужденной и неловкой паузы можно и подыграть (рассосать пару апельсиновых долек, прополоскать рот и сплюнуть). Все равно он сейчас не в состоянии думать, какие еще здравые доводы привести. Он же не может до вечера пресмыкаться и умолять «пожа-а-а-алуйста…» и «ну послушай же». Или могу? Вот именно. Так что я лучше подыграю.

— Балдеж, — произнес он.

Каролина замерла — мгновенно застыла как вкопанная у двери кухни.

— Прости!.. — Джейми, слегка встревоженный, кинулся извиняться. Хотя, пожалуй, недостаточно быстро — так что стоит повторить еще пару раз: — Прости, прости, прости, Каролина. Прости. Просто выскочило. А?

— Ты весь в этом. В этом, блин, весь ты и… — ох, я так это в тебе ненавижу, Джейми! Конец нашему браку. Нам негде жить!..

— Я же об этом и говорю! Нам есть где!..

— Нам негде жить — нет, ты послушай меня, ублюдок, — у нас маленький сын, о котором надо заботиться, а ты разговариваешь, как в комиксе. Ты же знаешь, как меня бесят твои дурацкие словечки, но ты все равно…

— Я нечаянно. Ради бога, Каролина. Я же сказал — просто выскочило. Я больше не буду. Кстати, это скорее жаргонизм, а не словечко. И на самом деле он из мультфильма, а не из комикса. Я бы, наверное, выпил чаю. Было бы неплохо.

Каролина повернулась и уставилась на него.

— Если ты заваришь, — моргая, уточнил Джейми.

Она заговорила очень медленно, глаза ее сузились. Вы бы сами посмотрели, сказал бы вам Джейми; если б увидели — испугались бы.

— Никогда, правда, Джейми? Ты никогда не повзрослеешь, никогда. Застрял в своем идиотстве — вечный, черт бы тебя побрал, мальчишка.

— Знаешь, ты постоянно говоришь это слово, Каролина. «Взрослый», «взросление» — вроде того. А я не уверен, что это так уж здорово. То есть — к чему это самое взросление тебя в итоге приведет?

Что ж, предположил Джейми (Каролина зашипела и хлопнула себя по бедрам, как будто она всерьез, — а теперь плюхнулась обратно на диван, забарабанили пальцы) — боги взросления, должно быть, благоволили — ну да, Лукасу, но он-то самородок. Изыскан от рождения, вот что я хочу сказать; одарен всецело и изначально. Что до меня, то по мере взросления мне, помнится, всегда хотелось одного — быть анфан терриблем. Ох ты ж боже мой. И вот до чего я дошел.

— Джейми. Послушай. Ты постоянно твердишь, что я должна слушать тебя — но у меня для тебя новость, ясно? Я тебя слушала. я годами тебя слушала — целую вечность выслушивала твой бред. А теперь твоя очередь: потрудись-ка послушать меня.

— О-хо-хо. По-твоему, это будет типа как впервые, Каролина? Чтобы я тебя слушал? Иисус Христос всемогущий — да ты, блин, никогда не затыкаешься. Так что там с чаем?

Каролина закрыла глаза. Она не собирается, она не позволит себя сбить — а Господь знает, как это всегда непросто. Любые его слова — любые кретинские звуки, которые срываются с его вялых и жалких губ — ужасно легко толкают ее в причудливые выверты и галдеж булавочно-острой тревоги и стремления к возмездию, — но если бы она цеплялась к каждому из них — что ж, прошли бы годы, а она бы так ничего бы и не сказала. Что, разумеется, в некоторой степени и есть суть — то, что прошло (думаете, я сама не знаю? Думаете, до меня не дошло, или как?): годы прошли — все мои драгоценные годы. И у меня есть только Бенни, о, мой милый мальчик (и спасибо тебе, Боже, что заботишься о нем). Да, Бенни — и Джейми. А Джейми уходит (теперь-то он это наверняка понимает?).

— Джейми, — начала она довольно сдержанно, но по-прежнему не открывая глаз, и Джейми оставалось только наблюдать проблески того, что он еще толком не определил (не наколол на булавку и не прикрепил этикетку), но он прекрасно знал, что это — ууу, ужасно далеко от чего бы то ни было хоть отдаленно напоминающего приятное покалывание предвкушения, или, если честно, хотя бы сносное довольство. — Джейми, закури.

— Хм? Что, прости? Закурить… Но я уже…

— Да, я знаю, но она вот-вот закончится, и тогда я слечу с катушек — меня бесит, когда ты шаришься в поисках пачки и этой придурочной мелкой зажигалки, и я заору на тебя и забуду, о чем говорила. Понятно? Так что давай…

— Но я же только на середине, э…

— Просто закури. И послушай.

— Да, бвана.

И веки ее затрепетали. Она, быть может, в эту долю секунды размышляла, нарочно он или нет — откровенная и умышленная провокация ли это или же просто у него с чувством места и времени все так плохо, как ей всегда казалось. Возможно, он просто не умеет контролировать ни единое свое чувство. В любом случае нельзя сбиваться с курса, пора дать ему отпор.