Отныне и навсегда - [5]

На одном из поворотов вьющейся между скал тропинки он потерял Хью из виду. Скорее раздосадованный, чем обеспокоенный, Конэл вновь позвал пса, но в ответ услышал лишь громкий настойчивый лай. «Великолепно, — подумал он. — Теперь, скорее всего, мы оба сорвемся с тропинки и расшибем головы о камни».

Конэл решил возвращаться сам, так как собака знала дорогу домой. Однако он хотел идти вперед — и очень сильно хотел. Неведомая сила влекла его вперед, заставляла продолжать путь, все выше и выше — туда, где бушевал танец камней, а их песня уже слышалась сквозь ветер.

И поскольку где-то в душе, голос которой Конэлу никогда не удавалось заглушить до конца, он верил в это, мужчина повернул к дому. Он придет домой, разожжет камин и будет наслаждаться бокалом виски, сидя у камина, пока шторм не выдохнется.

И тогда послышался вой — дикий, первобытный клич, наводивший на мысли о волках и зловещем лунном свете. Дрожь, пробежавшая по спине Конэла, была столь же первобытной, как и этот клич. Преисполнившись решимости, он вновь двинулся вверх по тропинке, чтобы увидеть, что же заставило Хью подать голос.

Впереди появились блестящие от влаги камни. Освещенные вспышками молний, они, казалось, светились сами по себе. Конэл ощутил запах — смесь озона и духов, запах чувственный, сладостный и обольстительный.

Пес сидел, задрав красивую морду, надрывая глотку своим диким воем. В нем, показалось Конэлу, слышалось что-то, напоминающее торжество.

«Эти камни не нуждаются в охране», — пробормотал Конэл. Он быстро двинулся вперед, намереваясь ухватить пса за ошейник и увести его с собой в теплый уют дома… И увидел, что Хью охранял вовсе не камни, а лежащую между ними девушку.

Она лежала на боку внутри круга, вытянув одну руку по направлению к центру — как будто спала. На мгновение Конэл подумал, что она ему мерещится, и хотелось в это верить. Но когда он протянул к девушке руку и его пальцы инстинктивно потянулись к ее шее, чтобы проверить пульс, Конэл почувствовал теплое биение жизни.

От его прикосновения ресницы девушки затрепетали. Она открыла серые, как камни вокруг, глаза, и их взгляды встретились. В ее глазах была странная осведомленность — внезапная и невозможная. Губы девушки изогнулись в улыбке и приоткрылись, когда она подняла руку к щеке Конэла.

— Это ты, — произнесла она и со вздохом закрыла глаза. Ее рука соскользнула с его щеки и безвольно упала в разметавшуюся от ливня траву.

«Она бредит, — подумал Конэл, — и, скорее всего, сошла с ума. Кто, кроме сумасшедшего, рискнул бы взобраться на скалы в такую бурю?!» Не задумываясь над тем, что сам он поступил именно так, Конэл перевернул девушку на спину. Единственным выходом, похоже, было нести ее в дом.

Но как только Конэл начал поднимать ее на руки, он увидел амулет и — при вспышке очередной молнии — вырезанный на нем знак.

Внутри у Конэла похолодело, сердце, будто кулаком, ударило в грудь.

— Черт возьми!

Он застыл, склонившись над девушкой, а дождь продолжал беспощадно хлестать их.

Она пробуждалась медленно, словно неспешно проплывая сквозь тонкие белые облака. Ощущение благополучия обволакивало ее, как шелковые подушки, обшитые мягчайшими кружевами. Очарованная, она лежала неподвижно, а солнечный свет играл на ее веках, лаская лицо. Девушка ощущала запахи земли и дыма, а также другой, чуть более резкий запах, который принадлежал мужчине.

Это было блаженство, и, открыв глаза, она подумала о том, что за всю свою жизнь никогда не была так счастлива. На мгновение она почувствовала радость и безмятежность, удовлетворение от близости родного очага. Затем девушка резко села в кровати, ошеломленная, испуганная, потерянная.

Маргарет! Она опоздала на паром. Лодка. Паренек в лодке. И шторм. Она попала в шторм и сбилась с пути. Она не могла точно вспомнить, что с ней произошло, не могла различить неясные образы.

Огромные камни, образующие круг. Синий огонь, вспыхнувший в центре круга и не опаливший траву. Дикий вой ветра. Глухой рокот камней.

Волчий вой. Затем какой-то мужчина. Высокий, мрачный, свирепый, с глазами такого же цвета, как и тот невероятный; огонь. Его лицо выражало гнев… но это не испугало ее, а позабавило. Как странно!

Конечно же, это сон. Просто сон. С ней произошел какой-то несчастный случай.

Теперь она находилась в чужом доме, в чужой постели. «Как просто обставлена комната», — подумала она, осматриваясь, чтобы сориентироваться. «Нет, не просто, — поправила она себя, а аскетично». Гладкие белые стены, деревянный пол, окно без занавесок. Комод с зеркалом, стол, кровать, лампа… Больше ничего — кроме нее самой, разумеется — в комнате не было.

Она очень осторожно ощупала голову, чтобы проверить, нет ли на ней шишек или ссадин, но ничего такого не обнаружила. С такой же осторожностью она откинула простыню, и из ее груди вырвался вздох облегчения. Какой бы несчастный случай с ней ни произошел, ей он, похоже, не повредил.

И тут она застыла в изумлении, обнаружив, что на ней только рубашка, причем чужая. Мужская рубашка из выцветшего голубого хлопка, потертая на обшлагах. И здоровенная!

Ладно, это было нормально. Она попала в шторм и, очевидно, промокла до нитки. Хорошо еще, что кто-то о ней позаботился.