Отныне и навсегда - [18]

В мерцающем и вспыхивающем свете телевизора, Брина пыталась представить, что происходит внизу в банкетном зале. Да, может она и умрет, увидев Томаса с Холли, но если она останется в своей комнате, представляя самое худшее, это определенно прикончит ее.

Без всякого энтузиазма Брина потащилась в душ второй раз за день. После душа она надела джинсы, и салатного цвета атласную стрейчевую рубашку с короткими рукавами, на груди которой серебром были написаны слова «Calvin Klein»{38}. Подпоясалась черным кожаным ремнем и обула ботинки на овечьей шерсти, которые надевала раньше. Не последний писк моды, но они хорошо согреют ноги, когда она выйдет на улицу смотреть фейерверк, который база устраивала каждый год, когда часы начинали отбивать полночь.

Высушив волосы, Брина заплела их в свободную косу. Наложила макияж, скорее чтобы чувствовать себя лучше, нежели хорошо выглядеть для одного конкретного мужчины. Вдела в уши большие серебряные серьги-кольца, на запястье надела часы, и брызнула серебряными блестками на волосы. Она смотрелась невысокой, но выглядела хорошо.

Направляясь к выходу, Брина захватила привезенный из дома пиджак, и ко времени, когда она стала спускаться вниз, на часах было уже полдвенадцатого. Прошла мимо бального зала, где прошлым вечером проходила встреча выпускников. Сегодня на лыжной базе устраивалась ежегодная новогодняя вечеринка, и встреча выпускников переместилась в большой банкетный зал дальше по коридору.

Войдя в зал, она остановилась у двери, на случай, если ей захочется тихо уйти. По комнате разливался голос Минди Бартон со сцены, где она стояла и выдавала небольшие призы.

— Нашу следующую награду получает пара с наибольшим количеством детей. Семейство Херденсонов, Боб и Тамра. У них семеро детей, — произнесла Минди своим самым жизнерадостным ура-ура голосом, словно произвести на свет семерых детенышей за десять лет расценивалось как седьмое чудо света. Все зааплодировали репродуктивным органам Боба и Тамры, и Брина призадумалась, что может быть все дело в ней. Может тому виной ее паршивое настроение, но она и вправду не думала, что рождение детей так необычно, что заслуживает наград. Больше похоже на то, что комитет выпускников такой никудышный, что им пришлось выдумать дурацкие причины для одаривания своих друзей призами. А следующую награду они наверно дадут за самые каштановые волосы.

Брина пробежалась взглядом по толпе, выискивая Джен и Карен, но конечно, сперва заметила Томаса. И конечно же, он сидел за столиком в окружении женщин. Словно почувствовав на себе ее взгляд, он поднял на нее глаза и неторопливо встал со стула. Пока Минди объявляла следующего победителя, Брина следила за Томасом, направляющимся к ней. Загорелое лицо, слегка потрескавшиеся губы. На нем были линялые джинсы Levi's{39}, белый хлопчатобумажный свитер с темно-синим горловым V-вырезом, а под ним простая белая футболка. С каждым широким шагом его длинных ног, все лихорадочнее билось ее сердце. И чем быстрее оно билось, тем сердитее она становилась, и тем меньше волновалась, что ее гнев неразумен. Томас целовал ее и прикасался так, словно она что-то значила для него, а затем бросил ее, и Брина засомневалась в этом. Из-за него она задумалась, что побудило их обоих к случившемуся. Из-за него она чувствовала себя неуверенно и нерешительно. А такого Брина не испытывала со времен школы.

Он ничего ей не должен, напомнила Брина самой себе. И она тоже ничего ему не должна. Он незнакомец. Они чужие друг другу. Она больше не знает его.

Вот только он не ощущался незнакомцем. Когда Брина смотрела в его знакомые голубые глаза, то чувствовала, словно она пришла домой. Его душа узнавала его. Томас был единственным человеком, с кем она могла разделить конкретные воспоминания, вызывающие улыбку на ее губах, от которых сжимало горло и томилось сердце. Он был единственным, кто знал все ее детские страхи, и что в 6-м классе она молила о клубничной кукле, девочке-пирожном{40}.

— Привет, — поздоровался он, останавливаясь перед ней. — Ты только что откуда-то пришла?

— Ага, из своей комнаты.

Минди объявила следующую награду — для человека, наименее изменившегося за эти годы, и Томас подождал, пока стихнут аплодисменты, а затем продолжил.

— Ты весь вечер была в своей комнате?

— Да.

— Одна?

Так она и думала. После того, что случилось сегодня днем, Томас подумал, что она неразборчива в связях, и конечно, ее признание об экстравагантном сексе в Роуз Гарден тоже не улучшило ее репутацию. Одной рукой Брина уперлась в бедро, на другой висел пиджак.

— А ты где был весь день?

— С тобой.

Она проигнорировала предательски покрасневшую шею.

— После того, как ты меня бросил.

Он слегка прищурился.

— После того, как мы вернулись на базу, — медленно произнес он, — я пошел кататься на лыжах.

— Ага, я видела, как ты катался.

— И что это значит?

— Ничего.

— Ты из-за чего-то бесишься.

— Нет, не бешусь.

— Да, так и есть. Я всегда мог сказать, когда ты злишься. У тебя между глаз появляются две морщинки. И сейчас они тоже есть.

Она скорее съест червей, чем скажет ему, почему злится. Глянув мимо него и осмотрев толпу, Брина заметила Карен и Джен.