Отмщение - [11]

— Я прочел несколько твоих книг, — сказал он, приблизившись.

— Неужели?

— Непохоже, что они написаны тобой. Теперь я понимаю, почему ты скрывала от меня свое истинное занятие. Это примерно то же самое, как я и моя работа в рекламном агентстве. Ты намного лучше и утонченнее, чем твои книги. Ты более деликатная, более чувствительная, что ли. Более хрупкая. — Он пожал плечами, не находя подходящих слов.

Чувствительная? Хрупкая? Какие волшебные слова! Как они далеки от опостылевшей, холодной, проклятой независимости.

— Входи, пожалуйста, могу предложить тебе лимонада, — сразу растаяла Грэйс.

Да, в этот момент она подумала именно о том, что принесет ему лимонад в постель. Гален не возражал. Боже мой, как же они терзали друг друга! От нетерпения они начали срывать с себя одежду сразу же, разбросав ее на всем пути к спальне — от входной двери, по лестнице и так до самой кровати. Когда они наконец добрались до ее неубранной постели, он уже был возбужден. Она так истосковалась по нему, так отчаянно истосковалась, что не было сил его дожидаться, чтобы слиться в совместном экстазе, и она достигла оргазма одна, испустив душераздирающий вопль от сладости вдруг утоленной жажды.

После Дня труда Гален переехал к ней. Грэйс понимала, что это было глупостью. Она уже готова была описывать в своей книге неизбежный разрыв, жестокую боль, предсмертные муки любви, безудержные рыдания, неистовую злость при открытии, что он бросил ее ради молодой женщины, которая, конечно же, моложе не только ее, но и его самого.

Но с тех пор прошло вот уже два года, а Гален проводит ночи в ее постели, по-прежнему живет в ее доме, только не рисует здесь. В первый год их совместной жизни Грэйс подарила ему к Рождеству студию она построена на заднем дворе, в этом здании стеклянная крыша и есть все остальное, что должно быть в настоящей мастерской художника. Нет, Грэйс не щедрая, просто она не может выносить запаха красок.

Если не принимать во внимание этот пустяк, мерзопакостный запах краски, во всем остальном они вполне совместимы. Они одновременно друзья и любовники. Хотя позже Гален начал настаивать на более серьезных отношениях. Он почему-то хотел жениться на ней. Как это мило с его стороны, и как нереально! Как она будет смотреть людям в глаза, выйдя замуж за человека, который младше ее на целых одиннадцать лет? Открыто устроить такую свадьбу нельзя — на Грэйс будут смотреть как на дуру. Ей было бы наплевать, что напишут о ней в журналах, но надо ведь думать о своих читателях. Галена они будут считать ее жеребцом. Она, конечно, любит его и уверяет его в этом снова и снова. Но брак? Это невозможно.

Гален хочет детей. На это она всегда возражала, напоминая, что однажды он бросит ее, когда найдет себе женщину помоложе. А что тогда будет с детьми? «Я никогда не оставлю тебя», — обещал он ей в таких случаях. Но Грэйс «не первый раз замужем», знает цену мужским обещаниям.

— В чем дело?! — не выдержал он однажды. — Ты разве не хочешь иметь детей?

Ей уже тридцать восемь, и она, конечно, хочет иметь детей. Очень хочет! И так отчаянно хочет, что готова часами простаивать в детском отделе универмага, любуясь, как мамаши щебечут со своими милыми отпрысками. Господи! Такое впечатляющее зрелище могло бы однажды заставить Грэйс решиться родить ребенка даже в ее непростой ситуации. Но это невозможно. Она думала об этом много лет назад, когда… Но с тех пор Грэйс запретила себе даже думать об этом.

Глава 4 Ультиматум

Гален подсмеивался над ней:

— Хватит принюхиваться и высовываться в окно! Этот запах не так уж и плох.

— Для тебя, — огрызнулась Грэйс.

Гален плавно вырулил на Гарден-стэйт-парквэй и покатил на север.

— Знаешь, что я сделал? Не знаю, понравится ли тебе это. Я сделал траурные карточки и отпечатал их около сотни штук.

— Ты думаешь, наберется сотня людей, скорбящих о Томми Паттерсоне?

— Хватит, Грэйс, оставь свою желчь при себе. Я даже не знал, что ты была за ним замужем.

— Я говорила тебе, что была замужем.

— Но никогда не говорила за кем. Не понимаю тебя Почему ты всегда таишься? Я бы на твоем месте повсюду хвастался, что был близок с таким знаменитым человеком, как Томми Паттерсон. Я читал его книги еще в колледже…

— На втором курсе, догадываюсь, — съязвила Грэйс.

— И в них много полезных мыслей. Он помог мне лучше понять себя.

— Он мог иногда помогать людям. На расстоянии. — Она вздохнула. — Знаешь, Гален, с этими похоронами я уже наслышалась о Томми более чем достаточно. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ладно?

Этим она совсем не хотела переключить его на бесконечные жалобы на его начальника в рекламном агентстве. Но что поделаешь? Гален все равно заговорил бы на эту тему. Грэйс слушала ничуть не интересовавшие ее подробности вполуха и держала нос у открытого окна. Так они и доехали до дома, даже быстрее, чем она ожидала.

Дома она первым делом просмотрела скопившуюся за время ее отсутствия почту. Эта привычка осталась у Грэйс с тех давних лет, когда почта значила для нее очень многое. Тогда она была начинающей писательницей, со жгучей надеждой рассылала свои рукописи по всем издательствам, но в ответ получала отказы. С тех пор у Грэйс сохранилось трепетное отношение к содержимому почтового ящика, хотя в последнее время не приходило ничего важного. Для Грэйс почта не являлась престижным способом связи. Теперь в издательском деле (да и в любом другом деле, включая ее доктора и дантиста) пруд пруди молодых людей, которые не помнят того времени, когда звонок из дальнего города нередко означал что-то из ряда вон выходящее или какую-нибудь беду, например, смерть родственника. Теперь же междугородные и даже международные звонки стали обычным делом, а почта используется в основном для выражения соболезнований. Гален оказался прав — большую часть почты составляли письма с соболезнованиями по поводу постигшей ее утраты. Все конверты содержали траурные карточки, похожие друг на друга как две капли воды. Но почему они так похожи? Ведь у женщин бывает самое разное отношение к бывшему мужу. Одни его ненавидят, а другие по-прежнему любят, что, по мнению Грэйс, гораздо хуже.