Как и многие генералы, он полагал, что сначала нужно сковырнуть этот случайный нарост на теле страны, каковым он полагал большевиков и примкнувших к ним командиров Гвардейской дивизии, окончательно сместить безвольного царя, а только потом, став верховным властителем, устраивать жизнь в стране.
Передислокация такого количества людей далась непросто. Вагонов катастрофически не хватало, и многие ехали на открытых платформах, что, учитывая погоду, было совсем нехорошо. Самым страшным было то, что на открытых платформах везли даже часть лошадей. Зато удалось присоединить к корпусу несколько пехотных и казачьих полков, а также три артиллерийских дивизиона, что значительно усиливало всю группировку.
Краснов, стоявший у заиндевелого окна штабного вагона, усмехнулся. Урок господам революционерам будет преподан знатный…
Составы выгружались и на станции, и в открытом поле, где уже вовсю мела позёмка. Многоголосый человеческий гул, ржание лошадей, скрип настланных прямо от земли до края вагонов сходней – всё сливалось в шумную какофонию, но именно от нее генерал чувствовал себя вполне комфортно и уверенно. Неожиданно, переступая с ноги на ногу, он услышал необычный звук и, наклонившись, поднял испачканный в грязи мокрый листок желтоватой бумаги с текстом:
«Солдаты и казаки. Воины земли русской. Я, Николай Романов, бывший самодержец земли русской, призываю вас в этот час не идти на братоубийство. Откажитесь от войны и возвращайтесь домой. Не для того мы оканчивали войну с Германией, чтобы вновь начинать её в своём доме.
Там, на другой стороне, ваши братья, отцы и сыновья. Там такие же казаки, рабочие и крестьяне, как и вы.
О каком предательстве говорит ваш генерал Краснов, когда в качестве военной добычи Австрия отдаёт нам десятки заводов и больше двадцати миллиардов золотых рублей? Все военные затраты будут покрыты из этих средств, а остатки направлены на строительство дорог, больниц и помощь крестьянам.
Покидая трон Российской империи, я передал его не капиталистам, купцам, помещикам и прочим врагам народа, а людям, которые в тюрьмах и на каторгах доказали свою волю к народному освобождению. Декреты о мире, о земле и о национализации доказывают это лучше всяких слов.
Поднимая оружие против народного правительства, вы сейчас поднимаете его против передачи земли крестьянам, заводов рабочим и против мира на наших границах…»
Краснов не успел дочитать листовку, когда над головой его раздалось тарахтение авиационного мотора и с неба посыпались новые листки, закружившиеся над станцией, словно птичья стая.
– И много этого?.. – генерал брезгливо выкинул листовку в талый снег и посмотрел на адъютанта.
– Много, ваше превосходительство. – Есаул Молчанов кивнул. – Есть ещё такая же, только от имени патриарха Всея Руси.
– Патриарха? – Брови Краснова полезли вверх.
– Да, ваше превосходительство. – Есаул кивнул. – Большевики восстановили патриархат. Спешно созвали Собор, патриархом избран Тихон Белавин – митрополит Московский.
– Чёрт те чего происходит… – Рука генерала в чёрной лайковой перчатке легла на рукоять шашки. – Передайте приказ: всемерно ускорить выгрузку. Боюсь, от такой пропаганды солдатики побегут по домам.
– Осмелюсь доложить, Пётр Николаевич, уже сейчас отмечены случаи дезертирства. Уходят целыми взводами.
На приведение к боевым порядкам у сводного корпуса ушло не три дня и не неделя, как предположил Львов, а целых десять дней, в течение которых собранное Красновым воинство уменьшилось до пятидесяти тысяч человек, да и те, оставшиеся, не демонстрировали высокого морального духа, а двигались словно сонные мухи с хмурыми лицами. Для богобоязненных русских людей слово митрополита Московского а ныне патриарха Всея Руси было очень значимым, даже где-то поважнее, чем приказ непосредственного начальника. Но вбитая в подкорку привычка повиноваться приказам командиров делала своё, и корпус начал движение в сторону Петрограда.
Однако начавшееся довольно спокойно выдвижение частей было сразу же остановлено двумя бронепоездами, преградившими путь к столице.
Не желая лишней крови, пулемётчики сначала дали длинную очередь вдоль строя, словно прочерчивая границу, за которую не стоило переходить, а несколько пушек добавили огоньку, взметнув фонтаны грязи и снега перед конной лавой.
Конная разведка сразу же растеклась в стороны от дороги, но и там наткнулась на хорошо оборудованные позиции.
Краснов наблюдал за всем этим в цейсовский бинокль, постепенно зверея от невозможности что-то поправить или изменить. Время беспощадно играло на стороне большевиков, так как держать в поле такую войсковую группу можно лишь при условии бесперебойного снабжения всем, начиная от дров и кончая продуктами и медицинской помощью.
– Выкатить батарею на прямую наводку!
– Есть! – Вестовой унёсся сообщить приказ, и через пятнадцать минут на поле вылетели два десятка упряжек, тащивших полковые гаубицы.
Расчёты ещё разворачивали неповоротливые орудия, вязнущие в ноябрьской грязи, когда с другой стороны неторопливо выехал десяток броневиков.
Артиллеристы сразу попрятались под орудийные щиты, но помогло это мало. Тяжко зарокотали автоматические пушки и на артиллерийской батарее встали фонтаны разрывов. Снаряд, попавший в зарядный ящик, разметал остатки батареи, а сделавшие своё дело броневики сдали назад, скрывшись в редколесье.
