– Ложись!
Грохнуло, над распластавшимися людьми пролетели куски дерева и какие-то ошметки. И тут же саперы и стрелки кинулись дальше, не желая дожидаться, пока немцы опомнятся…
– Командир! Тут блиндаж!
Львов быстро огляделся. Серьезное сооружение из бетона и неошкуренных бревен.
– Кутейкин!
– Здесь, командир!
– Огнемет сюда! Парни, бейте отсюда по бойнице. Цельтесь на ладонь повыше…
– Сделаем, командир, – и тут же злое шипение огнемета.
Тугая струя пламени ударила точно в бойницу. Оттуда раздались дикие крики, потянул видимый даже в предрассветных сумерках дым…
Глеб метнулся к блиндажу и одну за другой метнул в дверь две гранаты. Грохнуло, рванулась по траншее упругая воздушная волна…
– Nicht schissen!.. Hilfe!..
Из остатков блиндажа выползли двое с поднятыми руками. Впрочем, один смог поднять лишь левую руку – правая безвольно висела сломанной веткой..
– Не надо нам их, – сплюнул Львов.
И тут же сухо треснули автоматы…
– Пошли, парни, пошли! Живее, ребята! Чапаев!
– Здесь, командир!
– Возьми троих и проверь во-о-он тот отнорок.
Что-то он мне не нравится…
…Грохотали пулеметы и автоматы, шипели огнеметы и ухали гранаты. Взлетали на воздух бетонные укрытия, горела земля и дико орали, как и полагается, когда тебя убивают, немецкие пехотинцы. А над всем этим хаосом и ужасом мерно, волна за волной, шли вперед полки Георгиевской штурмовой дивизии…
Попытка германского командования спарировать русский удар кавалерией нарвалась на атаку казачьего полка, усиленного дивизионным бронеотрядом под командой лично генерала Анненкова. Пулеметы с тачанок искрошили немецких драгун в винегрет, а броневики добили разбегающихся.
К восьми часам утра оборона немцев на участке шестьдесят восьмого и соседнего с ним тридцатого егерского полков перестала существовать. Георгиевская штурмовая дивизия ринулась в направлении Альте-Юген[122], а вторая армия принялась активно расширять и углублять прорыв.
При первой же возможности атаман Анненков от всей души вставил фитиля своему начальнику штаба. Он так орал и ругался, что Сашенька Хаке, услышавшая, как один ее любовник костерит другого, искренне пожалела Львова и тем же вечером принялась его утешать всеми доступными ей способами. В результате на другое утро Глеб получил еще один втык от Бориса – за то, что не успел подготовить задание на марш…
К рассвету полоса в пару километров была полностью очищена от немецких войск, а в прорыв уже втягивались русские дивизии. Георгиевские же штурмовики рванулись дальше, расходясь по тактическим тылам. Двигались споро, на лошадях и повозках, и к восьми утра войска уже завтракали из немецких запасов в местечке Элк.
После мгновенного прорыва немецкой линии обороны и начатого в крайней спешке наступления Западного фронта, которое удачно совпало с ударом Брусилова через Карпаты на Будапешт, положение немцев ухудшилось настолько, что в штабах воцарилась настоящая паника, а австрийские части разлетались, словно брызги.
Немало этому поспособствовал рейд Анненкова по тылам германского Восточного фронта. Штурмовики перерезали рокады и декавили[123], уничтожили узлы связи, телефонные и телеграфные линии, разгромили тактические склады, взорвали с полдесятка мостов, тем самым практически полностью предотвратив все попытки немцев хоть как-то среагировать на прорыв фронта. Положение кронпринца Вильгельма сразу стало отчаянным: он не мог своевременно получать информацию о действиях противника, он не знал положения своих войск, он не был в состоянии отдать своевременный приказ и двинуть на угрожаемый участок силы для противодействия. В конце концов, кронпринц принял единственно верное решение: броском отвел уцелевшие войска назад почти на шестьдесят километров и закрепился в приморской части Восточной Пруссии.
Георгиевская дивизия вышла из тылов и отошла на отдых, находясь в оперативном резерве. Алексеев рвал и метал, но ничего не мог поделать: газеты вновь раструбили о прорыве Анненкова, называли его «опорой трона» и «спасителем Отечества», рассыпались в похвалах его подчиненным, а о командующем фронтом упоминали так, словно он был на побегушках у этого башибузука! Поэтому при первой же возможности Алексеев отправил штурмовиков с фронта долой к месту постоянной дислокации, в Тосно.
На солдат и офицеров дивизии вновь просыпался дождь наград, а перед руководством дивизии вновь встали проблемы перевооружения.
По прежним меркам на одного солдата уходило до двенадцати рублей, но оснащение автоматами Фёдорова и новым снаряжением поднимало эту планку до двадцати пяти рублей. Кроме того, широкое внедрение пулемётов, ручных гранат и огромный расход боеприпасов поднимали общую цену дивизии до пятидесяти трёх рублей на человека.
Очень помогали различные фонды и общества, но денег всё равно не хватало.
– Может, пощипаем криминал? – предложил Львов, загадочно улыбаясь.
– Да пощипать-то можно, – согласился Анненков. – Только вот искать этот криминал… Да и найдёшь – не факт, что у них найдутся серьёзные деньги. Разве что общак взять, так, поди, найди его… – он вздохнул. – Нет, тут надо действовать системно. Ну, то есть грабить тех, у кого точно есть и немало.
