– Пятьдесят два, – вздохнул Крастынь и потупился.
– Ну, вот, пятьдесят два. И вы хотите черт знает сколько верст проскакать в седле? Ночевать под открытым небом в грязи, а то и в снегу? Полноте, Иван Иванович, дорогой. Вам пора уже в генералы выходить, дивизию или хотя бы бригаду принимать: Владимира-то вы, вижу, честно заработали. Ну, не держите на нас сердца: не могу я вас взять с нами в рейд.
Полковник налил себе стакан самогона и молча его выпил, после чего впился в остатки курицы.
– Есаул, – наконец произнес он глухо, – а ты мне роту дай. Дай мне роту, и посмотрим: могу ли я спать в грязи и скакать за тридевять земель?
Анненков задумался. Крастынь был честен и действительно рвался в бой. Его звание… Ну что ж: полковник готов командовать ротой? Бывало и такое, только в другие времена и в другой армии. Но русские – русские всегда!
– Как в плен попали, Иван Иванович? – спросил он, закуривая новую папироску. – Только, чур, не врать.
При последних словах Иван Иванович, было, вскинулся, но взял себя в руки и сказал просто:
– Глупо попал, Борис Владимирович. Сонного взяли. Германская кавалерия вырезала наши посты, а потом… – он сокрушенно помотал головой. – Проснулся, а на меня две винтовки смотрят. Я – за револьвер, а мне – прикладом в грудь…
– Понятно…
Полковник Рябинин вдруг поймал себя на мысли, что если бы две винтовки наставили на него, то у этих стрелков быстро появились бы проблемы со здоровьем. Вплоть до летального исхода. Впрочем, он тут же отбросил подобные размышления и обратился к Крастыню:
– Хорошо бы получить от вас данные об офицерах, которые могли бы пригодиться нам в нашей… м-м-м… операции. Кто, так же как и вы, захотел бы принять в ней участие. Сможете?
– Пожалуй, – кивнул головой тот. – Вам написать, или запомните?
– Постараюсь запомнить, – одними губами улыбнулся есаул.
– В таком случае, рекомендую вам штабс-ротмистра Васнецова. Отчаянный молодой человек, в плен попал оглушенный, но, по рассказам его драгун, бился как лев.
– Отлично, поговорю с ним. Еще кто-то?
– Поручик Ванценбах. Легкое ранение головы, но в седле сидеть сможет. Прекрасный офицер, я его с четырнадцатого года знаю.
– Поговорите с ним сами, раз хорошо его знаете. Еще?
– Штабс-капитан Дубасов. Родственник адмирала, хотя и дальний. Из гвардии перевелся в действующую армию. Георгия заслужил.
– Хорошо. Кто-нибудь еще?
Крастынь замялся:
– Видите ли, Борис Владимирович, я не успел с остальными сойтись накоротке. Так что…
– Понял, спасибо и на том. И вот еще что… – Анненков впился взглядом в пожилого полковника, – свободной роты для вас у меня нет. Соберите ее из тех, кто был с вами в плену. Оружие дадим, остальное – на ваших плечах.
Полковник Крастынь поднялся, одернул мундир:
– Я вас не подведу, господин есаул. Располагайте мной по своему усмотрению. А сейчас – прошу извинить. Я пойду к своей роте.
И с этими словами он вышел из трактира, едва не столкнувшись в дверях с входящим Львовым.
Есаул посмотрел на плюхнувшегося за стол товарища и задержал взгляд на левой руке, висящей на перевязи:
– Это что?
– Стреляли… – с интонацией мишулинского Саида ответил Львов.
– А ты?
– Тоже…
– И как?
– Они велели передать, что больше не будут… – штабс-капитан принюхался. – А пожрать здесь дадут?
Анненков жестом подозвал трактирщика и бросил на стол «синенькую»[41]:
– Сделай так, чтобы мой друг остался жив, но надолго позабыл о еде.
Пейсатый трактирщик часто-часто закивал головой.
– Таки вам сначала одну курочку или сразу две?
– Сразу три, – хмыкнул Львов и повернулся к Анненкову: – Что-то ты уж очень много даешь, братишка. Давай-ка по куре, и выпить. Если не хватит…
Тут он неуклюже полез в левый карман правой рукой за бумажником, но есаул остановил его:
– Хватит, еще и останется. Тут из выпивки – только самогон, так что пяти рублей хватит за глаза.
Еврей-трактирщик печально вздохнул, но возразить не посмел и побрел отдать распоряжения на кухню. Тем временем Анненков спросил товарища:
– Как дела в Оранах?
– Нормально. Кроме меня, никто не пострадал, связь нарушена, разъезд взрывать не стали. А еще у меня для тебя подарочек есть, даже два…
– Интересно, и что это за подарочки такие?
– Ну… – Львов уставился в потолок. – Да так, ничего особенного. Горн для твоих казаков надыбали. Красивый такой, серебряный…
– Не тяни, не на экзамене… Я ж по твоей довольной морде вижу, что ты что-то полезное раздобыл.
– Да ну, какое там «полезное». Так, по мелочи… – судя по всему, Львов собирался изгаляться и дальше, но, увидев суровое лицо и заледеневшие глаза есаула, передумал: – Пляши, твое благородие. Восемь пулеметов вьючных тебе приволок. К ним патроны, четыре двуколки для боеприпасов, ну и всякое там остальное, включая ЗИП.
Анненков-Рябинин некоторое время осмысливал услышанное, а потом спросил коротко:
– Откуда там такое богатство? У железнодорожников пулеметы нашлись?
– Да нет, – махнул рукой Львов и поморщился: от резкого движения заболела рана. – Линейная пулеметная команда там обнаружилась. Следовали к своей кавдивизии, ну вот мы и…
– Молодцы! – искренне похвалил есаул. – Действительно молодцы. А с рукой что?
