Откуда у Леопарда пятна - [2]

— Погоди-ка, — сказал Эфиоп. — Мы же на них давно не охотились. Может, мы просто забыли, как они выглядят?

— Чушь! — фыркнул Леопард. — Прекрасно я помню, как они выглядят. Особенно их мозговые косточки. Жираф — он футов семнадцать в высоту, весь такой желтовато-золотистый с головы до пят; а Зебра ростом фута четыре с половиной, и вся от пят до головы такая рыжевато-коричневатая.

— М-да, — проговорил Эфиоп, обводя взглядом тенисто-пятнистую аборигенную Флору. — На этом тёмном фоне они должны бросаться в глаза, как спелые бананы в коптильне!

Однако не тут-то было. Леопард и Эфиоп охотились весь день, с утра до вечера, и всё время чуяли дичь и слышали дичь, но никакой дичи не видели.

— Прошу тебя, — сказал Леопард, когда день уже клонился к закату, — давай дождёмся темноты. Эта охота при свете дня — просто стыд и срам.

И вот, когда стало темным-темно и только звёздный свет полосками падал сквозь ветки, Леопард услышал какое-то сопение; и он прыгнул в сторону этого сопения и ухватил то, что сопело; и то, что он ухватил, пахло Зеброй, и на ощупь было как Зебра, и когда он повалил это на землю, оно принялось лягаться, как Зебра, — но что это такое было, он совсем-совсем не видел и разглядеть никак не мог.

И сказал Леопард:

— Эй ты, невидимка, замри и не лягайся! Я всё равно не слезу с твоей головы до самого рассвета. А уж тогда-то я разгадаю твой секрет!

Вскоре Леопард услышал хрип, и хруст, и треск, а потом голос Эфиопа:

— Я кого-то поймал, а кого — не знаю! Пахнет, как Жираф, и лягается, как Жираф, только его не видно!

— Похоже, они тут все невидимые, — сказал Леопард. — Не верю я им. И ты не верь. Поймал — вот и сиди у него на голове до утра, как я. А там посмотрим.

И они просидели на головах у своей добычи, пока не настало утро, ясное и солнечное. И тогда Леопард сказал:

— Эй, брат Эфиоп, что там у тебя на завтрак?

И ответил Эфиоп, почесав голову:

— Поди пойми. Вроде бы это Жираф — но ведь Жираф должен быть ярко-рыже-жёлтым с головы до пят, а эта живность сплошь покрыта коричневыми пятнами! А что у тебя на завтрак, брат Леопард?

И ответил Леопард, почесав голову:

— Поди пойми. Вроде как Зебра, но ведь Зебра должна быть с головы до пят нежно-серо-бурой, а эта штуковина вся покрыта лилово-чёрными полосками. Что это ты с собой сотворила, Зебра? Ты разве забыла, что дома, в Высоком Вельде, я тебя за десять миль прекрасно видел? А теперь что? Теперь тебя не разглядеть!

— Вот именно, — отвечала Зебра. — Тут тебе не Высокий Вельд — не видишь, что ли?

— Теперь-то я всё вижу, — сказал Леопард. — А вчера не видел. Как вы это делаете?

— А вы нас отпустите, — сказала Зебра, — и мы вам покажем.

И Леопард с Эфиопом отпустили Жирафа и Зебру; и Зебра тут же отпрыгнула в колючие кусты, чья тень ложилась на землю полосками, а Жираф отскочил под высокие деревья, которые отбрасывали пятнистую тень.

— А теперь глядите, — хором сказали Зебра и Жираф. — Вот как мы это делаем. Раз, два, три! Ну, и где ваш завтрак?

Леопард во все глаза глядел туда, куда отпрыгнула Зебра, а Эфиоп — туда, куда отскочил Жираф, но ни Зебры, ни Жирафа они не видели, а видели они только тенистый-претенистый лес, с полосатыми тенями и пятнистыми тенями, — тот самый лес, где так ловко спрятались и Жираф, и Зебра.

— Ничего себе! — воскликнул Эфиоп. — Надо бы и нам выучиться этому фокусу. Учись, Леопард, а то торчишь, как кусок мыла в ведёрке с углём!

— На себя посмотри, — пробурчал Леопард. — Сам, между прочим, желтеешь тут, как горчичник на мешке угольщика!

— Сколько ни обзывайся, а есть всё равно хочется, — рассудил Эфиоп. — Мы с тобой чересчур заметны на фоне окружающей среды, это яснее ясного. Так что я, пожалуй, последую совету Павиана. Он сказал, что мне пора измениться; а поскольку менять мне нечего, кроме кожи, ею и займусь.

Леопард ушам своим не поверил:

— На что же ты её собрался менять?!

— На черновато-коричневатую, с лёгким багрянцем и отблеском синевы. Красиво и практично: кто хочет залечь в ложбинке или за деревом, тому такая кожа придётся в самый раз!

И Эфиоп — раз-два! — взял да и сменил свою кожу, и Леопард изумился ещё сильнее: он никогда прежде такого не видел.

— А как же я? — спросил он, когда Эфиоп вдел последний мизинчик в новенькую блестящую чёрную кожу.

— Тебе бы тоже не мешало послушаться Павиана. Он же посоветовал тебе линять.

— А я что? — возмутился Леопард. — Я так и сделал. Слинял быстренько сюда, причём вместе с тобой. И много мне от этого пользы?

— О-хо-хонюшки, — вздохнул Эфиоп. — Павиан совсем не о том говорил. Он не велел тебе носиться как угорелому по всей Южной Африке. Он всего лишь сказал, что надо полинять. Стать пятнистым, понимаешь?

— Это ещё зачем?

— А вот возьмём, к примеру, Жирафа, — сказал Эфиоп. — Или, если ты предпочитаешь полоски, возьмём Зебру. Ты заметил, как вся эта пятнистость и полосатость полезна для их здоровья?

— М-да, — задумался Леопард. — Всё равно не хочу быть похожим на Зебру, ни за что на свете!

— Ну, решай, — пожал плечами Эфиоп. — Мне нравится с тобой охотиться, но если ты твёрдо намерен красоваться тут как подсолнух у просмолённого забора — тогда что ж, прощай, мне будет тебя не хватать.