Открывая новые страницы... - [167]

Мы должны констатировать факт: после смерти Ленина творческая дискуссия довольно быстро перестала быть инструментом выработки политики партии и страны. Для Радека, после XIII съезда не избранного в ЦК и покинувшего руководящую работу в Коминтерне, дабы не отвечать за зиновьевскую линию неприятия единого фронта, наступили трудные времена. Работая ректором университета имени Сунь Ятсена, он выступал против Сталина. Как и для многих, для него вопрос о признании или непризнании «генеральной линии» верной находился в прямой связи с тем, кто возглавляет партию.

Возникает вопрос: являлись ли его предложения альтернативой тому курсу, который дал возможность восторжествовать в конце 20-х годов административной системе во главе со Сталиным, или же оппонент, не принимая личность вождя, мыслил его же категориями? Вопрос о «позиции оппозиции», думаю, составит еще предмет для многих исследований. В различных платформах можно найти и спорные экономические программы, которые при их реализации могли сорвать смычку с деревней из-за применения неэквивалентного обмена в пользу индустриализации, и вполне справедливые предупреждения о нараставших с 1925 года кризисных явлениях. Прогнозировавшийся ими кризис — в форме провала хлебозаготовок — действительно позже взорвал неустойчивое нэповское равновесие. В платформах есть и преувеличение противоречий между поколениями в партии, и дельная критика бюрократизма, назначенчества, подменивших выборность, неприятие гонений на тех, кто имел отличные от официальных (но в рамках социализма, как бы мы сейчас сказали) мнения по актуальным проблемам. Я бы предложил сосредоточиться на этом позитивном моменте: и Каменев, и Лашевич, и Радек, и Сокольников прозорливо указывали на отсутствие демократических механизмов, коллективного руководства.

Старые члены партии были недовольны отступлениями от заветов Ленина. Но твердой позиции у них не было, шел лишь ее настойчивый поиск. Это касается и Радека, о котором в 1929 году Л. Д. Троцкий написал так:

«Радек до 1926 года считал, что иной экономической политики, как сталинско-бухаринской, осуществить нельзя. До 1927 года Радек питал иллюзии насчет возможности совместной работы с Брандлером и его группой. Радек был против выхода китайской компартии из гоминьдана. После всеобщей стачки в Англии Радек был против разрыва Англо-русского комитета…» (то есть по многим дискуссионным вопросам Радек, традиционно считающийся «левым», находился… на стороне Бухарина. — Авт.).

О чем это говорит? Только о том, что старые примитивные ярлыки сегодня неприменимы. Для того чтобы делать выводы, следует, в частности, моделировать возможность реализации тех или иных программ, делать поправку на эволюцию взглядов того или иного деятеля, не принимая происшедшее на «перекрестках истории» как данность, а поверяя перспективы реализации той или иной неосуществленной альтернативы нашим нынешним опытом.

Даже известное, казалось бы, видится сегодня по-иному. Хотелось бы, чтобы кто-то из историков детально изучил, к примеру, ситуацию, когда Н. К. Крупская выступила на стороне явного меньшинства во главе с Зиновьевым и Каменевым во время XIV съезда партии. Л. Б. Каменев тогда сказал во всеуслышание, что он «пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба». Верные слова были произнесены слишком поздно. И все же Н. К. Крупская посмела утверждать, что не всегда большинство бывает право, фактически поставив вопрос о восстановлении демократии в партии. Об этом старались не вспоминать. А зря! Это человек, чей облик десятилетиями оставался однозначно иконописным. А что уж говорить о тех, кто был заклеймен и проклят! С ними уж тем более все непросто.

Мне хочется остановиться на главном: с самого начала дискуссий 1923 года у сторонников большинства не было настроя на конструктивный компромисс, выработку оптимального политического курса на основе соглашения, которое позволило бы, сохранив нэп, вести социалистическое строительство. Сторонники линии Сталина — Бухарина стремились к однозначному, полному торжеству над побежденными. Как в бою. Не осознавалось, что гарантии самовыражения для меньшинства — основа выработки верного курса. Нетерпимость и догматизм, забвение ленинских уроков терпимости, рецидивы подходов времен «военного коммунизма» — вот причина триумфа сталинского тоталитарного единовластия.

«Горе побежденным!» — таков был лейтмотив XV съезда ВКП(б). «Горе победителям!» — могли бы через десятилетие воскликнуть еще уцелевшие в тюрьмах и лагерях «оппозиционеры», своими глазами увидевшие, как догматическое понимание единства рядов проложило путь к власти тирану. С 1927 года началась открытая борьба Сталина за подчинение партии. Кризис хлебозаготовок позволил генсеку нарушить экономическую программу, утвержденную XV съездом ВКП(б), проводить насильственную коллективизацию и сверхиндустриализацию. Считается, что ему удалось осуществить программу «левых». Но ничего подобного они не предлагали. И отнюдь не покушались на главное — сохранение нэпа. Сопротивление политике Сталина было. Но его довольно быстро удалось пресечь. Судьба «левых» была вполне ясным предупреждением всем «инакодумцам». Безусловно, многие могли бы поддержать здоровые силы в партии во главе с Бухариным, Рыковым, Томским. Но все были прекрасно осведомлены о судьбе тех, кто ранее оппонировал Сталину. Старых членов партии исключали, арестовывали, высылали в дальние края. Такая судьба постигла не только Троцкого, но и Раковского, Мрачковского, Преображенского, Смилгу… Маховик репрессий набирал обороты, и потому Бухарин не получил должной поддержки.