Кто никогда не спал на сеновале
Папа ещё сказал:
— Как будто это проще простого — устроиться!
Но оказалось и впрямь — проще простого.
Мама назавтра приходит и говорит: кто-то в институте познакомил её с какой-то тётей Наташей. Так она — родом из той самой Липовки! А её мама и сейчас там живёт. Маму зовут Анной Ивановной.
И наша мама вместе с тётей Наташей уже звонили ей. Спрашивали, не знает ли она, кто может на квартиру нас принять.
А та ответила, что и сама нас примет с удовольствием. Всё, говорит, будет веселее! И молока парного у неё дома сколько хочешь. А в саду ягода осыпается, руки не доходят до неё. Так что вся наша будет, если приедем.
Мы обрадовались, что всё так легко решилось. Костя уточняет у мамы:
— А сеновал есть у нее? У этой Анны Ивановны? А то я хочу ночевать на сеновале!
Я тоже слышала, как хорошо спать в деревне на сеновале, в душистом сене.
Даже стихи такие есть:
Кто никогда не спал на сеновале,
Вы тра-та та-та что-то потеряли…
Не помню точно…
Мама говорит:
— Насчёт сеновала не знаю, есть ли он там… Но в любом случае — пиши своему другу, что приедешь в Липовку. Вот он удивится!
В понедельник мы сели в автобус на вокзале. Мама сказала, от её работы в Собакино завтра пойдёт машина. Но в ней вряд ли всем хватит места. И потом, лучше приехать в Липовку заранее, устроиться. Тогда маме спокойней будет работать в опытном хозяйстве.
Папа, наоборот, предлагал отложить поездку до среды. Тогда он смог бы взять отгул и сам отвезти нас на машине. А раньше никак нельзя: его отдел делает важное задание. И если папа, начальник, сейчас оставит всех своих, то это будет неправильно.
Мама сказала:
— Ну и работай спокойно! Ездят ведь люди на автобусе. И мы доедем.
Ездить я люблю.
Мама рядом со мной сидит, детектив читает.
Костя — через проход, в наушниках, музыку слушает.
А я бы только в окно глядела, ждала бы той минуты, когда город кончится. Все новостройки, заборы, вывески останутся позади. И будут только холмы, холмы. Они зелёные, круглые — как на рисунке.
Где-то на холме увидишь одинокое дерево — вётлы это, чаще всего. Где-то по холму домики разбросаны и коровки ходят. Или неотличимые отсюда, маленькие совсем козы или овцы.
Картина всё время меняется. А я сижу и думаю: подольше бы вот так ехать!
Я и в прошлом году, когда мы в лагерь ехали, думала: подольше бы не приезжать, чтоб можно было глядеть в окно. А мы — раз и оказались в этом Кувакине, как-то незаметно.
А Липовка — она ведь гораздо ближе, чем Кувакино. Кто бы сомневался, что я и дорогу-то не успею как следует почувствовать?
Но всё вышло иначе.
Одного я не учла. В лагерь нас вёз специальный автобус. А теперь мы ехали в обычном, пассажирском.
Шофёр остановил на шоссе, крикнул:
— Кому в Липовку?
Гляжу, с краю дороги на колышке табличка прибита — «Липовка». А кругом поле, деревья — и никакой Липовки не видать.
Спрыгнули мы на дорогу вместе с сумками. А самую большую, с колесиками, какой-то дяденька нам вынес. Водитель из кабины высунулся, показывает:
— Вон по тому просёлку ступайте. А мы поедем дальше.
Дяденька скорей обратно в автобус полез. И говорит оттуда:
— Вы всё прямо, прямо идите, до пруда. А у пруда налево повернёте. Это если вам в Липовку. А если в Собакино — направо.
Костя радуется:
— Ну, двинули вперёд!
Мама напоминает:
— Имейте в виду, в деревне положено здороваться со всеми! Так что, если встретим кого, чтоб сразу — «здравствуйте!» Иначе — как выглядеть мы будем?
Мы с Костей в ответ:
— Помним, помним!
Нам это и папа на вокзале говорил!
Но на дороге нам никто не встретился. Хотя до пруда оказалось идти и идти.
Сумка с колёсиками прыгала на ухабах, буксовала в пыли, и сами мы покрылись пылью до самых макушек.
Очки приходилось протирать краем футболки, потому что салфетки были где-то в сумке, глубоко. Но очки снова быстро становились грязными.
По лицам у нас тёк пот. От него щёки и лоб щипало. Оправы очков натирали нам переносицу и щёки. То и дело Костя снимал очки и начинал тереть лицо кулаками — с силой, размазывая грязь.
И я, наверно, была не лучше.
Одна мама не трогала лицо, и на нём от пота оставались ровные, узкие дорожки.
— Макар всё время так ходит, и ничего, — как будто в утешение нам сказал Костя.
Но мама ответила:
— Зачем ему всё время здесь ходить? Он там, в своём мире живёт… — и рукой махнула неопределённо куда-то вперёд. — Всё у него там есть — и школа, и…
Мама запнулась. Может, не придумала, что ещё у Макара есть. Я шла и думала: что это за мир такой, до которого так трудно добираться?
Но ещё хуже стало, когда дорога стала спускаться к пруду. Теперь большая сумка норовила вперёд нас убежать. Мы еле удерживали её.
А дальше пришлось подниматься наверх. Мама сказала, что уже скоро. Костя промолчал, у меня тоже не было охоты разговаривать.
Я и глазам не поверила, когда мы, наконец-то, взобрались на холм, и перед нами оказались деревенские домики.
Мама выдохнула чуть слышно:
— Нам нужен четвёртый с края. Надеюсь, с этого края, а не с того?