Открытое море - [21]

Теплоход подошел к отдаленному причалу, у которого стояли колесные пароходы, приготовленные к буксировке.

— Давайте всех наверх, буксиры подавать! — раздался у самого окна голос Мурова. Это было уже совсем невыносимо. Подана команда «Все наверх!» (совсем как в книжке у Станюковича, когда погибал клипер «Копчик»), а он, Валька, должен сидеть в каюте! Нет!

Валька выскочил на палубу и нагнал Мурова, спускавшегося с трапа.

— Алексей Никитич, можно мне со всеми буксиры подавать?

— Ни в коем случае. Сиди в каюте, — сердито сказал капитан.

Валька понуро поплелся назад и сел на старое место, на диван у окна.

«Нет, не стоило приводить сюда маму для того, чтобы попасть на судно к этому… к этому Мурмуру. Ведь сам же пригласил», — мрачно думал Валька.

…Буксиры подавали и крепили долго. Нужно ведь протащить между пятью судами длинные, по 200 метров, тяжелые и толстые стальные тросы, надежно закрепить их, подложить под них «закуску» — деревянные доски и брусья, чтобы тросы не терлись о металлические острые края и углы, проверить — хорошо ли задраены на буксируемых судах двери, окна, иллюминаторы и другие отверстия.

Да, многое нужно предусмотреть и проверить, когда пускаешься в море, имея за кормой «хвост» общей длиной более километра.

Стало совсем темно. На небе появились звёзды, яркими красными глазка́ми засветились Воронцовские входные створы. За волноломом в море замигали огоньки буев. Ветер совсем затих, и в спокойной воде гавани теплыми дрожащими пятнами отражались освещенные иллюминаторы «Макарова».

Работу закончили только к 12 часам ночи. Капитан, всё время руководивший заводкой буксиров, поднялся на мостик, и через несколько минут «Макаров» малым ходом вышел из порта, таща за собой пять пароходов, образовавших плавную длинную дугу за кормой. Вот уже позади Воронцовский маяк.

С «Адмирала Макарова» спустили моторную шлюпку и она, фырча, пошла к «колёсникам» снимать людей. Буксирные тросы вытравлены. Шлюпку подняли на борт, и капитан снова дал ход.

Теперь уже можно ложиться на генеральный курс. Муров склонился над картой и прочертил прямую линию от Одессы до Крымского полуострова. Как будто бы всё в порядке. Погода хорошая. Можно идти отдохнуть. «Да, ведь там мальчик меня ждет, заснул, наверное», — вспомнил Муров и, сделав распоряжения помощнику, быстро спустился в каюту. Вальки там не было. Алексей Никитич открыл дверь в спальню — пусто.

Капитан вышел на палубу и свистнул вахтенного.

— Есть! — появился матрос.

— Обойдите помещения, найдите мальчика и пришлите его сюда. Ну да, мальчика, — повторил капитан, видя недоумение на лице вахтенного. — Пассажир со мною едет, мальчик, — пояснил он.

Прошло двадцать минут. Муров начал беспокоиться. Наконец вахтенный пришел и доложил:

— Нигде нет, Алексей Никитич. Все помещения облазил.

— Хорошо смотрели?

— Хорошо, Алексей Никитич.

— Если обнаружите, доложите. Можете идти.

Муров по-настоящему расстроился. Он делал десятки разных предположений, ругал себя. Он уже видел рыдающую Марину Георгиевну, мать Вальки. Что он скажет? Где ее сын, которого он взял на свою ответственность?

Капитан проклинал ту минуту, когда согласился взять мальчика. Что же теперь делать? Где Валька? Несчастья произойти не могло. Просто сбежал, наверное. Алексей Никитич прилег на диван, но долго не мог заснуть. Валька не выходил у него из головы.

_____

Полистав старые номера «Огонька», которые видел уже раньше, Валька совсем заскучал. Он походил по каюте, зашел в спальню капитана, вернулся в кабинет и как-то незаметно для самого себя очутился на палубе. Совсем рядом, борт о борт, стоял темный силуэт «колёсника». На него падал свет из иллюминаторов и палубных ламп «Макарова».

Где-то далеко, на последнем пароходе, раздавались голоса работающих с буксиром.

Перелезть на «колёсник» было делом одной минуты, и Валька очутился прямо на капитанском мостике. Повернув ключ, торчавший в дверях, он вошел в рубку. Здесь было темно, но всё же он сумел различить большой деревянный штурвал, блестящий телеграф и переговорную трубку. Это была настоящая штурманская рубка, такая, какую всегда рисуют на картинках. Валька подошел к переговорной трубке, набрал воздуху и изо всей силы дунул. Далеко внизу послышался еле слышный свисток.

— Полный ход! — скомандовал басом Валька, наклоняясь к раструбу. — Кто говорит? Капитан Нестеренко. Давайте немедленно!

Он подбежал к штурвалу и попытался его повернуть. Колесо не поддавалось. Но всё равно, бесконечно приятно было стоять, держаться за ручки и чувствовать, что мостик настоящего судна безраздельно принадлежит только тебе. Это была увлекательная игра. Валька то командовал в переговорную трубку, то переставлял ручку телеграфа с «полного» на «малый», то становился за штурвал. Затем он обежал судно. Все двери кают были закрыты, окна забиты толстыми деревянными щитами. Но всё же он отдал распоряжение своей воображаемой команде, чтобы хорошенько задраили все отверстия, и снова побежал на мостик. Игра продолжалась. Наконец, «капитан Нестеренко» проголодался и вспомнил, что в рюкзаке заботливой маминой рукой положен термос с какао, печенье и большой кусок пирога. «Так, на первый случай», — сказала она. Валька перелез на «Макарова», взял рюкзак, но ужинать решил на «своем» пароходе. После двух стаканчиков горячего сладкого какао и половины пачки печенья Вальку потянуло на диван. Он прилег на узкий клеенчатый диванчик, подложил под голову рюкзак. Глаза закрылись сами собой. Волнения и новая обстановка дали себя знать. Валька заснул крепким мальчишеским сном, видя себя капитаном огромного трехтрубного парохода.