Открытие медлительности - [3]

Но именно это и собирался проверить Том. Джон продолжал держать натянутую веревку и растерянно смотрел Тому в глаза. Тот успел сказать уже много фраз, но так быстро, что невозможно было понять ни слова.

— Не понимаю, — сказал Джон.

Том показал пальцем на ухо, а потом, подойдя к Джону вплотную, ухватил за мочку и сильно дернул.

— Что ты хочешь? — спросил Джон. — Что я должен сделать?

Опять слишком много слов. Том отошел, Джон попытался обернуться, но кто-то крепко его держал.

— Да отпусти ты веревку! — крикнул Шерард.

— Дурачок! Дурачок! — кричали другие.

В этот момент тяжелый мяч ударил Джона по коленке. Он начал падать, как лестница, приставленная прямо к стенке, — сначала медленно, потом быстрее, и вот он уже со всего размаху рухнул плашмя на землю. Боль рассыпалась по всему телу. Опять подошел Том, он стоял, снисходительно улыбаясь. Не спуская глаз с Джона, он тихонько сказал что-то остальным, и снова прозвучало слово «спит». Джон вернулся в исходное положение, по-прежнему держа веревку на вытянутой руке, отпускать он ее не хотел. А вдруг произойдет чудо, игра возобновится, и как же тогда играть, если он вдруг отпустит веревку? Пока никто не играл, они стояли, столпившись вокруг, и только смеялись, хихикали, гомонили, как переполошенные куры на птичьем дворе.

— Вдарь ему разок, чтоб проснулся!

— Он драться не умеет, умеет только пялиться!

Где-то в этой куче был Том Баркер и смотрел на него сквозь полуопущенные ресницы. Джону приходилось напрягать глаза, чтобы удерживать его в поле зрения, поскольку тот все время менял свое местоположение. Приятного в этом было мало, но убежать значило бы показать себя трусом, к тому же он и не умел бегать, да и страха никакого не испытывал. Дать сдачи Тому он тоже не мог. Стало быть, ему ничего не оставалось, как признать его силу.

— Да отпусти ты веревку, наконец! — крикнул кто-то из девочек.

Шерард попытался удержать Тома, но не смог. Он был по сравнению с Томом слишком маленьким и слабым. Джону казалось, будто он все видит, и потому очень удивился, когда вдруг почувствовал, что кто-то дернул его сзади за волосы. И когда Том успел к нему подобраться? Опять у него потерялся куда-то целый кусочек времени. Джон повернулся, не удержал равновесия, и вот они уже оба лежат на земле, потому что Том зацепился ногой за веревку, которую Джон все еще крепко держал в руке. Том приподнялся, двинул Джона кулаком в челюсть, вскочил и растворился в толпе. Джон ощупал языком верхние зубы, один качался. Мир кончен! Он припустил за Томом, как механическая кукла, которой кто-то управляет на расстоянии. Он бежал за ним, бессмысленно размахивая руками, как будто хотел прогнать врага от себя подальше. В какой-то момент Том сам подскочил к нему вплотную и состроил рожу, его лицо было так близко, что Джон легко мог его ударить, но рука Джона застыла в воздухе на полдороге, как памятник пощечине.

— У него кровь!

— Джон, иди домой!

Кажется, им стало стыдно. Опять послышался голос Шерарда:

— Он ведь не может дать сдачи!

Джон продолжал идти за Томом, пытаясь выудить его из толпы, но делал это без особого запала. Наверное, не все они тут были против него, хотя и смеялись над ним, и с интересом смотрели, чем все закончится, но в какой-то момент Джону стало нестерпимо видеть перед собою эти лица: эти оскалившиеся зубы, раздувающиеся ноздри, моргающие глаза, и главное — каждый норовит перекричать другого.

— Джон как тиски! — крикнул кто-то, похоже что Шерард. — Если поймает, не отпустит!

Но как поймать в тиски того, кто все время уворачивается? Игра наскучила.

Том попросту ушел, он шел степенно и не слишком быстро, Джон следовал за ним, покуда хватало веревки. Потом разошлись и остальные.

— Том просто испугался! — попытался утешить его Шерард.

Нос саднил и болел. Джон зажал в руке свой молочный зуб, разыскивая который язык безнадежно тыкался в образовавшуюся дыру. Вся куртка была в крови.

— Добрый день, мистер Уокер!

Старик Уокер уже давно исчез из виду, когда Джон наконец сложил слова в нужном порядке.

В глазах опять стояла пелена, которая отодвигалась в сторону всякий раз, когда он хотел ее рассмотреть поближе. Если же он не смотрел на нее, она снова возвращалась на место. Все эти прыжки, наверное, связаны с движением глаз. Глаза ведь тоже перескакивают с одной точки на другую, но только по каким правилам? Джон прижал пальцем правое веко и навел левый глаз на главную улицу Спилсби. Он чувствовал, как подрагивает открытый глаз, скользя по отдельным предметам и улавливая все время что-нибудь новое, в том числе и отца, появившегося в окошке со словами:

— Вон тащится, придурок!

Наверное, отец прав. Рубашка разодрана, коленка разбита, куртка вся в крови, и в таком виде он торчит посреди площади, уставившись одним глазом на крест. Отцу, может быть, стыдно за него.

— Мать его обстирывает, обшивает, а он! — услышал Джон, а дальше пошла порка.

— Больно, — сообщил Джон отцу. Пусть отец знает, что его усилия не напрасны.

Отец считал, что младшего сына нужно хорошенько отметелить, чтобы он наконец проснулся. Кто не в состоянии постоять за себя и прокормить себя сам, тот обуза для всей деревни; за примером далеко ходить не надо, взять хотя бы родителей Шерарда, а ведь они не сказать, что такие уж неразворотливые. На что такой сгодится? Разве что пряжу бабам мотать или на поле спину гнуть. Отец, конечно, прав.