Открытая дверь - [3]

Вскоре после теткиного рассказа о «золоторотиках» Петька с Коськой встретили возле кинотеатра деда Сашу. И не сразу узнали его. Был он в новом светлом костюме, в соломенной шляпе и совсем еще не старый. Под руку с ним шли две стройные девушки с толстыми косами, наверное, дочери, а может быть, внучки. Мальчишки пялили на деда Сашу глаза, пораженные новым его обличьем. Коська шевелил ноздрями, принюхивался. Петька тоже понюхал, но ничего такого не уловил. Дед Саша узнал их, усмехнулся, подмигнул. На его морщинистом лице и появилось тогда это выражение: «А вы как думали?! И мы не хуже вас!»

Короткий путь от дома до школы рука в руке с трезвым отцом запомнился Петьке на всю жизнь. Он не только не стыдился отца в эти минуты, он гордился им: сильным, важным, который не боится драться против всех Коськиных гостей.

Петька старался повернуть тяжелую руку отца так, чтобы знакомые могли видеть на ней выколотые якоря и голубые волны. Ведь его отец был раньше балтийским матросом и плавал на корабле.

5

Школа встретила Петьку с отцом барабанным боем, разноголосым гамом, красными галстуками.

— На линейку становись! — кричал толстый дядька, тоже в красном галстуке, и бегал вдоль забора, размахивая руками.

Петька издали узнал учительницу, обрадовался и, вырвав руку из ладони отца, бросился к ней.

— Тетя Лена, здравствуй! Вот и я…

— Здравствуй! — сказала учительница строго. — Становись сюда.

Она наклонилась к Петьке, коснулась теплыми губами его уха, прошептала:

— Зови меня Еленой Викторовной, и на «вы». Хорошо?

— Ладно, — согласился Петька, но про себя обиделся. Учительница не очень-то обрадовалась его приходу.

Линейку выстраивали долго. Петька ревниво косился на учительницу, которая улыбалась и говорила что-то мальчишкам, дулся, праздничное настроение его пропало.

Отец, скрестив руки на груди, наблюдал за Петькой из толпы родителей и высился над всеми, как памятник.

Рядом с Петькой стояла девочка с громадным красавцем букетом. Цветы мешали Петьке, елозили у него по шее, лезли в глаза, мешая наблюдать за учительницей.

— Чего веником колешься! — буркнул Петька и отодвинул букет в сторону.

— Ты почему без цветов? — спросила девочка.

— Вот еще… Зачем… — скривился Петька.

— Учительнице подарить.

Совсем рядом увидел Петька глаза девочки. Они были большие, влажные и словно слепленные из мелких зеленых стекляшек. Он хотел возразить девочке, но не нашелся что сказать и промолчал.

Девочка развязала букет, распотрошила его, протянула половину Петьке.

— Возьми. Бери, бери, у нас дома много цветов.

Петька вдруг застеснялся, размяк и взял букет.

— Ай, ай, внученька, жадобная ты моя! — запричитал кто-то сзади. — Чевоть это ты с цветочками сотворила-сделала!

Петька оглянулся. Прихрамывая, к ним спешил высокий одноглазый старик с бородой. Он подошел к Петьке, впился костлявыми пальцами в его плечо, зашептал ласково, со злобинкой:

— Эвон мальчонко-то какой слюбный! Возроти Юлечке цветочки, возроти, жалобный…

Одной рукой старик поглаживал Петьку по голове, другой выкручивал букет. От старика пахло табаком и гнилыми зубами.

— Ты мне давал цветы? — спросил Петька громко. — Давал?

Старик воровато зыркнул по сторонам недобрым красноватым глазом и зашипел:

— Ах лихостина! Тля! Возроти, говорю! — и так дернул букет, что едва не вывернул Петьке плечо.

Солнце начало темнеть, удаляться, уши Петьке будто заложили ватой и бухали в них мягкими резиновыми молоточками. Он всегда испытывал такое состояние, когда волновался и когда отец начинал бить мать, и пугался его. Но сейчас даже обрадовался наплывающей темноте, крикнул прямо в красный глаз старика:

— Козел! Плевок судьбы! Клизма египетская!

Начался переполох. Учителя и родители бросились к Петьке, дед отшатнулся в сторону. Петька швырнул в него букет, увидел на мгновение испуганное, растерянное лицо учительницы и, пьянея, от всеобщего возбуждения, от собственной бесшабашной смелости, выдал такое развесистое многоэтажное ругательство, которому мог позавидовать сам отец.

На мгновение вокруг наступила тишина. И вдруг страшный удар отбросил Петьку к забору. Он ударился спиной о забор, выбил головой гнилую доску и, уже лежа на земле, увидел, как учительница бросилась к отцу и повисла у него на руке…

Петьку отвели в школу, перевязали голову бинтом. Медсестра, очень похожая на тетю Машу, спросила:

— И часто тебе папа отпускает эдакие оплеухи? Лошадь убить можно.

Петька польщенно заулыбался, ответил скромно:

— Бывает, и не так врежет.

Потом Петька сидел в пустом классе, выглядывал в окно, ждал, когда закончится линейка. Он не жалел о случившемся. Черт возьми, он был горд собой. Ну кто из этих маменькиных сынков, с которыми разговаривала и которым улыбалась учительница, может выдержать такой удар? Кто?! Пускай все знают… «А этому одноглазому жмоту я еще покажу, еще покажу…»

Петька вспоминал, как бросилась учительница защищать его от отца, и какая-то горькая щемящая радость, от которой хотелось заплакать, наполняла все его существо. И еще одно тревожило: девочка с глазами зелеными крупинками, Юлька. Как она отнесется ко всей этой истории, ведь одноглазый — ее дед?