Открытая дверь - [13]

Девочка молчала. Петька решился и поднял на Юльку глаза. И отшатнулся: на него смотрели глаза отца. Да, да, такие растерянные, беспомощные, кричащие от боли глаза были у его безрукого отца тогда, после упреков матери. Они навсегда врезались в Петькину память.

— Юлька, — пробормотал он, — ты не думай, что я боюсь, я только хочу…

Не отвечая, девочка вскочила с кровати и, споткнувшись о стул, на котором стоял Петькин завтрак, бросилась к двери.

— Юлька! — крикнул Петька отчаянно. — Юлька, подожди!

В ответ хлопнула дверь.

Все произошло так стремительно и неожиданно, что Петька долго не мог прийти в себя. Он совсем не то хотел сказать Юльке, эти слова вырвались у него помимо воли, словно кто-то другой произнес их за него. «Да и что такого я ей сказал? — подумал вдруг Петька, успокаивая себя. — Подумаешь, какая нервная! В конце концов, я забочусь не только о себе, но и о ней. Даже больше о ней, чем о себе. Ей ведь тоже, наверное, трудно переносить все эти насмешки, эти косые взгляды, эти упреки и советы с многозначительными недомолвками. И я хочу, чтобы Юльке было лучше, я забочусь о ней, только о ней».

Петька ухватился за эту спасительную мысль и уже не отпускал ее от себя. Возможно, Юлька не сразу оценит его поступок, но потом она поймет. Он избавит ее от насмешек, угроз, грязных Коськиных сплетен. Она поймет, что он поступил благородно и смело.

Неожиданно рано вернулась из школы Елена Викторовна. Не раздеваясь, она испытующе посмотрела на Петьку, спросила:

— Юля была у тебя?

— Была.

— Надеюсь, ты ничем не обидел ее?

Петьке захотелось сказать Елене Викторовне что-нибудь резкое, злое. Он ответил с напускным равнодушием:

— Я отказался от ее дружбы, ты ведь хотела этого.

Слово «любви» Петька произнести не решился, не смог.

Елена Викторовна присела на стул и замерла, уставившись неподвижным взглядом в окно. Платок сполз ей на глаза, и учительница вдруг напомнила Петьке его мать.

— С Юлькой что-то случилось? — с тревогой спросил он.

— Ой, ребята, ребята, — Елена Викторовна поправила платок. — Трудно с вами и сложно. Юля не вернулась в школу, потом ее видели плачущей. Я сразу подумала, что она была у тебя.

Петьке показалось, что Елена Викторовна посмотрела на него с упреком.

— Необходимо найти ее, такая отчаянная девчонка, — продолжала учительница и поднялась. — Ты прими лекарство и никуда не выходи. Полощи горло содой.

После ухода Елены Викторовны Петька никак не мог успокоиться. Укоризненный взгляд ее не шел из головы. Значит, Елена Викторовна осуждает его? Может быть, даже считает трусом? Но она же сама говорила…

— Здорово! — услышал Петька знакомый голос, и в дверь просунулась голова Коськи. — А я иду мимо, дай, думаю, сунусь к тебе. Мы Юльку ищем, — пояснил он и развалился на диване. — Надька Левашова ее на вокзале видела. Бежит, говорит, вся в слезах.

— Эка невидаль, в слезах! — буркнул Петька, стараясь не показывать своего интереса к разговору о Юльке. — У девчонок глаза всегда на мокром месте.

— Не скажи! — возразил Коська. — Юлька не такая, чтобы зря реветь. Говорят, из-за тебя она.

— Кто говорит?

— Да вся школа.

— Врут!

Коська посмотрел на Петьку недоверчиво, шмыгнул носом и вдруг высказал такое, чего Петька никогда не ожидал от него услышать.

— Ты не бойся, что над вами смеются и что педсовет собирают. Подумаешь! Если бы ко мне так Юлька, если бы со мной дружила… Я бы руку дал отрубить, ничего не побоялся.

Петька не верил своим ушам. И это Коська говорит ему, Петьке, о смелости которого среди мальчишек ходят легенды! Сопливый слабак, косой курильщик Коська, которого он бьет одной рукой, учит его быть смелым, обвиняет в трусости! Значит, и остальные думают так же? И Юлька, и Елена Викторовна…

От этой мысли Петька похолодел, и уже не слушал, что говорил ему еще Коська, не помнил, как распрощался с ним.

«Значит, я трус? — думал Петька с каким-то сладостно-горьким откровением. — А разве нет? Даже Коська обвиняет меня в этом».

Петька вскочил с кровати и стал торопливо натягивать свитер. Ему нужно найти Юльку, обязательно найти! Он признается ей во всем, даже в своей трусости, он все ей расскажет. Она простит его, поймет. Она добрая, его Юлька…

Преодолевая слабость и непонятную резь в глазах, Петька отправился к Юлькиному дому. Сегодня он не побоится Одноглазого, не испугается Фараона, он войдет в Юлькин дом, и никто не посмеет его выгнать, если Юлька этого не захочет.

— Я докажу, что не трус, докажу! — шептал Петька спекшимися губами и шел, пошатываясь как пьяный.

Возле дома Одноглазого его решимость стала исчезать. От крутой черепичной крыши за глухим колюче-зеленым забором веяло угрюмой тишиной и одиночеством. Лишь цепь Фараона повизгивала по туго натянутой проволоке и позвякивала.

Петька подошел к калитке, заглянул в нее и вздрогнул: совсем рядом, опираясь на черенок лопаты, стоял Одноглазый. Он как будто ждал Петьку, но пока не узнавал его. Петька выдержал неподвижный, леденящий взгляд старика, громко спросил:

— Юля дома? Мне очень надо поговорить с ней.

Старик не ответил, но вздрогнул, словно проснувшись. Взгляд его ожил, засверкал, он узнал Петьку, но продолжал молча смотреть на него.