Открыть ящик Скиннера - [17]

В 1960 году Милграм покинул Принстон и своего учителя Аша и стал старшим преподавателем в Йельском университете. Вскоре после своего назначения он начал делать дорогостоящие заказы на переключатели и электроды; в архиве сохранились относящиеся к этому времени записи: провести через потолок кабель для микрофона… установить разрядники… изучить процедуру наложения электродов. Были и записи результатов: «Джеймс Джастин Макдоноу — идеальная, совершенная жертва, покладистая и покорная». Читая эти заметки, трудно избавиться от ощущения, что Милграм — отчасти бесенок, этакий мелкий еврейский лепрекон, вся наука которого — розыгрыш. Милграм и в самом деле обладал острым чувством комического; может быть, он, как никакой другой ученый, показал нам, как мало расстояние между искусством и экспериментом, между смехом и бессердечием, между работой и игрой.

— Стэнли любил, по-настоящему любил свою работу, — говорит миссис Милграм. Да и как могло быть иначе? Он проводил такой опыт: надписывал конверты, ронял их на тротуарах Нью-Йорка, а потом наблюдал: поднимет ли их кто-нибудь и опустит ли в почтовый ящик. Он разработал технику, получившую название «расталкивание очереди», своего рода партизанское применение социальных наук: Стэнли прятался, а потом выскакивал и врезался в очередь, наблюдая при этом за реакцией тех, кого оттеснил. Ясным солнечным днем он выходил на улицу, показывал на небо и отмечал время, за которое вокруг соберется толпа глазеющих в пустоту. Милграм любил изобретать, опровергать устоявшееся мнение, делать абсурдные заявления, однако, в отличие от Сартра и Беккета[17], измеряя при этом абсурдность.

— Он разливал ее по бутылочкам, — говорит Ли Росс, профессор психологии Стенфордского университета. — Он мензуркой измерял абсурдное поведение в своей лаборатории, чтобы мы могли все отчетливо увидеть. Это и делает Милграма Милграмом.

Итак, Милграм заказал электроды, тридцать переключателей, черные ремни, акустическое оборудование — все декорации для опасного спектакля, который собирался разыграть, спектакля, который должен был — в буквальном смысле слова — потрясать мир; данный эксперимент нанес такой вред его карьере, от которого Милграм так никогда полностью и не оправился. Он начал со студентов Йельского университета; к его изумлению, все они без исключения оказались послушными, без сомнений нажимая все на новые кнопки. «Эти йельцы, — передавала мне его слова Александра Милграм, — имея с ними дело, нельзя прийти ни к каким заключениям».

Миссис Милграм говорит:

— Стэнли был уверен: если он выйдет за пределы университетской общины, ему удастся получить более репрезентативную выборку, члены которой проявят большее неповиновение.

Так и случилось. Милграм поместил объявление в «Нью-Хейвен реджистер» с приглашением для участия в опытах здоровых мужчин в возрасте 20–50 лет — «фабричных рабочих, квалифицированных ремесленников, поваров, инженеров, врачей, юристов». Он привлек Алана Элмса, старшекурсника Йельского университета, для помощи в вербовке добровольцев. Элмс, которому теперь шестьдесят семь лет и который преподает в университете Дэвиса, хорошо помнит свою работу с Милграмом. У него тихий усталый голос, и я не могу не подумать, что это голос человека, который сам испытал шок, видел что-то нехорошее.

— Вы довольны, что участвовали в знаменитом эксперименте? — спрашиваю я его.

— О да, — отвечает Элмс и вздыхает. — Это было нечто очень, очень впечатляющее. Такое никогда не забудешь. — Помолчав, он добавляет: — Я никогда не буду раскаиваться, что принимал участие в опытах.

Так и начался эксперимент летом 1961 года; погода тогда стояла необычно жаркая, в колокольне церкви развелось множество летучих мышей, и вы шли по переулку, сжимая в руке вырезанное из газеты объявление. Всего с помощью Элмса Милграм привлек более ста жителей Нью-Хейвена. Опыты всегда проводились по вечерам, что придавало им дополнительный зловещий оттенок, хоть в этом и не было необходимости: хватало испускаемых актером криков и черепов на генераторе. Милграм предупредил местную полицию о возможности возникновения слухов о пытках, которым подвергаются какие-то люди: это не так, просто разыгрывается спектакль.

Спектакль, судя по всему, для испытуемых, которые обливались потом и ежились, выслушивая распоряжения экспериментатора, был вполне убедительным. Многие участники явно беспокоились, когда им предлагали увеличивать силу ударов тока; у одного случился такой сильный припадок истерического смеха, что эксперимент пришлось прекратить. Смеха? Почему смеха? Странная вещь: смех вообще звучал часто, придушенное хихиканье или громкий хохот. Некоторые говорили, что смех свидетельствует: все знали об очередной непристойной шутке чертенка Милграма. Кто-то считает, что испытуемые смеялись над Милграмом, придумавшим такой очевидный розыгрыш. Элмс с этим не согласен:

— Люди смеялись, потому что испытывали тревогу, а мы, Милграм и я, смеялись из-за чувства неловкости.

Милграм и Элмс наблюдали за испытуемыми сквозь одностороннее, прозрачное только с одной стороны стекло и снимали на пленку невероятное повиновение участников опыта, которою они сами не ожидали; при этом они вытирали слезы с глаз, потому что такое поведение было ужасно, ужасно смешным…