Откровенно об иммунитете. Вакцинация - [12]

В 2011 году был обнародован подготовленный комитетом из восемнадцати экспертов доклад о «побочных эффектах» прививок, основанный на анализе 12 000 исследований вакцинаций. Доклад был направлен в Институт медицины. Были обнаружены убедительные данные о том, что вакцина от кори, свинки и краснухи может очень редко вызывать энцефалит с включением телец кори у людей со скомпрометированной иммунной системой. Кроме того, введение этой вакцины может сопровождаться лихорадкой с судорожными припадками, которые обычно протекают достаточно легко и являются преходящими. Вакцина против ветряной оспы может вызвать заболевание ветряной оспой, в частности у лиц с ослабленным иммунитетом. Шесть различных вакцин могут вызвать анафилактическую реакцию у людей с выраженной аллергией. Инъекции любой вакцины могут привести к обмороку и боли в мышцах, что является следствием самой инъекции.

В докладе особо подчеркивается, что значительно труднее установить, какие осложнения не вызываются введением вакцин. В то время как имеется достаточное число доказательных данных в пользу того, что какая-то вакцина может вызывать и вызывает определенные осложнения, нет никаких данных, с помощью которых можно доказать, что какое-то осложнение не может иметь место при введении вакцины. Тем не менее комитет считает, что имеющиеся данные позволяют отвергнуть какую-либо связь между введением вакцины от кори, свинки и краснухи и развитием аутизма. Этот доклад был опубликован вскоре после того, как общенациональный опрос показал, что четверть всех родителей уверены, что вакцины вызывают аутизм. Половина родителей выразили озабоченность по поводу серьезных побочных эффектов вакцинаций.

«Восприятие риска – интуитивные суждения, высказываемые людьми относительно опасностей мира, в котором они живут, – отмечает историк Майкл Вильрих, – может упорно сопротивляться любым доказательствам, высказываемым специалистами». Мы не проявляем страха в отношении вещей, которые с наибольшей вероятностью причиняют нам вред. Мы много ездим на машинах. Мы пьем алкоголь, ездим на велосипедах и ведем сидячий образ жизни. Тем не менее мы сохраняем высокую тревожность в отношении вещей, которые, по статистике, едва ли могут быть для нас опасными. Мы боимся акул, хотя самыми опасными для человеческой жизни тварями являются комары.

«Знают ли люди, какие риски сопряжены с большим числом смертей, а какие – с малым? – спрашивает правовед Касс Санстейн. – Нет, не знают. На самом деле, они в этом отношении часто очень грубо ошибаются». Санстейн основывает этот вывод на работе Пола Словика, автора книги «Восприятие риска». В проведенном автором исследовании людям предлагали сравнить риск различных причин смерти. Словик обнаружил, что большинство людей считают, будто в результате несчастных случаев умирает больше людей, чем от заболеваний, и что убийства являются более частой причиной смерти, чем самоубийства. Оба эти ответа на самом деле неверны. В другом исследовании было показано, что люди точно так же переоценивают риск смерти от таких разрекламированных и драматизированных причин, как рак или торнадо.

Можно, вслед за Санстейном, истолковать эти результаты как неспособность людей верно оценить риск. Но восприятие риска касается не только его измеримой, количественной стороны, в данном случае речь идет, скорее, о неизмеримом страхе. Наши страхи внушаются нам историей и экономикой, социальными силами и стигмами, мифами и кошмарами. Так же как в случаях других стойких убеждений или верований, наши страхи дороги нам. Когда мы сталкиваемся с информацией, противоречащей нашим глубинным убеждениям и верованиям, как обнаружил Словик в одном из своих исследований, мы больше склонны сомневаться в информации, нежели в себе и своей вере.

Велосипеды, сообщает New York Times, «являются самыми опасными потребительскими товарами, а на втором месте, с небольшим отрывом, следуют кровати». Однако эта статистика не вызывает у меня ни малейшей тревоги, хотя я большая любительница кататься на велосипеде и валяться в кровати. Я вожу сына на багажнике велосипеда и разрешаю ему спать в моей кровати, несмотря на то что один плакат, на котором изображен ребенок, спящий в обнимку с мясницким ножом, предупреждает меня: «Ребенок, спящий с вами в одной постели, подвергается приблизительно такой же опасности». Пренебрежение статистическим риском такого рода со стороны таких людей, как я, обусловлено хотя бы отчасти тем, что мы не желаем жить, подчиняясь диктату опасности. Рождение сына, которое подвергло мое здоровье большему риску, чем я предполагала до беременности, дало понимание, что о некоторых рисках все же стоит задумываться. «Рождение детей, – говорила мне одна подруга, у которой были уже взрослые дети, – это самый большой риск в нашей жизни».

«Вероятно, дело не в том, – рассуждает Санстейн, – что люди правы в фактах, а в том, чего они пугаются». И люди действительно пугаются. Мы запираем двери, забираем детей из государственных школ, покупаем оружие и ритуально обрабатываем руки санитайзерами только для того, чтобы подавить разнообразные страхи, большинство которых – это страхи перед другими людьми. Но, с другой стороны, мы – каждый по-своему – бываем абсолютно бесшабашными. Мы опьяняемся ради удовольствия. Это противоречие приводит Санстейна к беспокойству о том, что регулирующие законы, основанные на приоритетах публики, могут породить атмосферу «паранойи и пренебрежения». Очень много внимания уделяется минимальным рискам, но очень мало – реальным угрозам.