Откровение - [98]

Я же говорю, христиане странные и страшные. И Артур не исключение, Артур, наоборот — эталон. Он прекрасно знает, что обращение всех обитателей Ифэренн в христианство — а он рано или поздно окрестит всех, включая демонов и вампиров, и тех существ, что обитают на других слоях — также неизбежно приведет к уничтожению этих земель, как если б я приложил к этому руку. Так не проще ли сделать всё быстро, и вытащить Волка из царства мертвых, не дожидаясь, пока тот по уши влезет в местную политику?

— А потом тебе придется остричь косу, — сказал мне Артур. Хренов святой, изучивший меня немногим хуже, чем я его. — И Волк будет знать, что не смог тебя от этого спасти. Ему с этим жить придется.

И развел руками:

— Всё справедливо. Пришла твоя очередь лишиться золотого мальчика. Ты поступил со Змеем нисколько не лучше, а мы с тобой даже не друзья.

Кто объяснит, почему сразу после этого я не взял Звездный, и не разрезал Ифэренн от дыры в их фальшивом небе до недр Преисподней? Да я, наверное, и объясню. Артур правду сказал. Про косу. Про Змея тоже, это само собой, но со Змеем мы давно все решили и знаем, что оба правы. А расстаться с косой я не готов. Потому что жить с этим в самом деле придется Волку. Тас’аррозар нессхасгарх, если я хоть чем-то подтолкну его к неизбежному выбору. Мне вполне достаточно осознавать эту неизбежность.

ГЛАВА 4

«Дорожные войны — серьёзное дело, от них никуда не уйти,

По белой пустыне несутся куда-то потоки песчаных лисиц.

Дороги сплетаются в чёрные кольца, встречаются чьи-то пути,

И я выползаю серебряной мухой на road to hell sixty six».

Тим Скоренко

Ни вампиры, ни фейри не отдали бы его Змею добровольно. Угроза полного уничтожения пугала их меньше, чем месть Вайрд Итархэ. Уничтожение — это быстро и навсегда. А месть… тоже навсегда, но очень, очень долго. Очень долго — это у Зверя хорошо получалось.

Он ваял очередного аждаха. Лепил из тела калеки-контрабандиста новое, здоровое, полное сил и ненависти. Страшное, конечно, куда там чудищу Франкенштейна, но аждахи и должны быть страшными. Из боли и ужаса ничего красивого выйти не может. Аждахи — все сплошь травматики, и ни один психиатр им не поможет. Они любого психиатра в клочки порвут…

Христиане верили, что молитвой можно вернуть аждаху личность, надо лишь узнать, кем он был до переделки. Узнать хотя бы имя. Считалось, что святой Артур знал все имена, видел под обликом аждахов прежних людей и мог отмолить их всех, и переделанных, и даже проклятых. Ну, да, ну, да. Его молитвы в былые времена валили аждахов, как артобстрел — по площадям и сразу насмерть. Может быть, перед тем как умереть, несчастные монстры себя и вспоминали, да только была ли им от этого польза и удовольствие? Рассказывали, что аждахи дохристианских времен, будучи по-собачьи преданными большинству вампиров, ненавидели тех из них, кто обладал провидческими дайнами. Такие вампиры могли узнать их имена, и аждахи боялись провидцев. Чуяли, что возвращение имени означает для них смерть, и не хотели умирать. Стоит, конечно, сделать поправку на то, что даже молитвы святого Артура и явление ангелов не извели аждахов под корень. Кто действительно не хотел умереть, тот не умер, а те, кто умер, видимо, все-таки приняли смерть за спасение. Но Зверь, например, полагал, что живому льву лучше, чем мертвой собаке, и те аждахи, что выходили из-под его рук, разделяли эту точку зрения.

На них молитвы не подействовали бы. Им не хотелось спасаться. Отличная штука — свобода воли, если применять ее с умом и себе на пользу.

Купаясь в волнах чужой и своей боли, Зверь мельком задумался о том, что он, наверное, мог бы и мозги аждахам вправлять, делать их полноценными членами общества. Социализировать их, с их-то внешностью, отличная вышла бы шутка. Даже интересно стало попробовать. Но смысл существования этих биоконструктов заключался отнюдь не в возвращении здоровья и обретении бессмертия, что бы они сами ни думали, приезжая в Пески. Смысл их существования был в абсолютной преданности вампирам и такой же абсолютной ненависти ко всем остальным. Здоровый мозг на такое не способен.

Зверь сегодня выбрал стаю Драго. Почтил высочайшим визитом. Еще в середине сахры[29] каждый вампир в Песках вспомнил бы о важных неотложных делах, о какой-нибудь срочной надобности, требующей явиться в стойбище, выбранное Ванталой, и стойбище превратилось бы в проходной двор. Сейчас, на исходе осени, в стаях поняли, что Вантала может приехать к кому угодно, а значит и к ним тоже, и что его появление в Песках — не последнее. Поэтому теперь к нему с выражением почтения приходили только вожаки. А когда стаи враждовали между собой, выражение почтения делегировалось послам. Внутренний трафик Песков перестал выдавать опасные пики, и если до сих пор эти пики не привлекли ничьего внимания, значит по их поводу уже можно было не беспокоиться.

Разумнее всего было бы вообще никогда из Песков не уезжать, места безопаснее не найти во всем Ифэренн, но здесь бывал не только он, сюда и Моартул изредка заглядывал. А от Моартула вампиры не защитят. Моартула они боятся до усрачки.