Откровение - [22]

Он потому и убивал всегда с такой легкостью, что не видел, чтобы живые выполняли хоть какие-то задачи и следовали хоть каким-то целям. Тех, чья жизнь была осмысленной — по его, волчьим меркам, осмысленной — никогда не трогал. Правда, и выбор свой никогда объяснить не мог, просто не утруждал себя объяснениями.

А теперь, смотрите-ка, задумался. Понял, что у каждого разумного существа от рождения до смерти есть время на то, чтобы выполнить предназначение. Убьешь такого раньше — помешаешь выполнению. Нельзя мешать достижению цели, это непорядок, Волк непорядка не любит.

Ангел, мит перз…

Он сразу после первого моего визита к нему на Обочину, вернулся в Саэти. Встретился с Гуго, сказал, что мы оба живы. И больше там не появлялся. Оставил мне возможность прийти в тот мир в любой момент времени после нападения Хеледнара. Так бы оно и вышло. Вернуться в ту же секунду, когда мы вышли на Дорогу — когда Хеледнар вышиб меня на Дорогу и едва не убил — я бы не сумел, раз уж Волк побывал там чуть позже. Но после его ухода — в любое время. Да только Гуго, деятельный парень, тоже не стал сидеть сложа руки. Он попытался уйти из Саэти, просто чтоб иметь возможность видеть отца, когда захочется, а не когда получится. Не смог. Саэти даже чужаков за свои пределы не выпускает, а уж собственных уроженцев и подавно. Гуго этим обстоятельством крайне возмутился — он, в отличие от Волка, не склонен смиряться с обстоятельствами и подстраиваться под них — и развил бурную деятельность по поиску выхода из мира.

В результате за какие-нибудь пару недель он выяснил, что ходить между мирами умеют халха, приехал к Джанибеку Саронтскому и… считается, что попросил, но, глядя на Гуго, я склоняюсь к мысли, что потребовал, открыть ему выход из мира.

Почему к Джанибеку?

Потому что тот — друг Эльрика Осэнрех, Чудовища.

Джанибек всегда различал нас. Никто больше не различал. Я и сам бы не различил, я, когда бываю в Саэти, становлюсь Чудовищем настолько, что перестаю быть собой. Но у Джанибека к тому Эльрику, убитому мной, особенное отношение. Он мой друг, он дорог мне, и я, если понадобится, буду биться за него со Смертью, как бился Эльрик Осэнрех. Джанибек знает об этом, и все же он нас не спутает.

А ведь меня множество других друзей-халха. Я сорок лет был ханом Орды, это бесследно не проходит. Но Гуго из всех выбрал именно Саронтца, который давно уже в глазах всего Саэти не имеет отношения ни к халха, ни к Орде. И уж тем более не имеет отношения ко мне. С тех самых пор, как Эльрик Осэнрех отрезал себе косу.

Чутье у Гуго. Интуиция.

У Волка тоже, но Волк своей не доверяет. Мог бы поучиться у сына… Он у Гуго многому мог бы поучиться. Тот рос в гораздо более счастливой семье и в гораздо более подходящих для детей условиях.

Как бы то ни было, Гуго явился в Саронт, сказал, что ему нужно выйти на Дорогу, вряд ли поинтересовался мнением самого Джанибека. А тот — очень хорошо представляю его лицо в этот момент — спросил, зачем искать халха тому, кто сам халха.

— Зачем степняку дороги? — вот что он сказал.

Мой хан. Вечный, как сама Степь. Как его не любить?

Гуго сообразил, что по отцовской линии и правда на четверть халха, распрощался с Джанибеком, и прямо с дворцовой стоянки вылетел в своем болиде… на Дорогу, конечно же. Степняки ее просто иначе видят. Не звездным путем, а звездной равниной, по которой можно ехать в любую сторону.

В Сиенур он не попал и до Этеру, соответственно, не долетел. Столкнулся с Волком на полпути к Обочине. Дорога, она такая. Выводит не только в нужное место, но и в нужное время. Кому нужное — это другой вопрос. Считается, что путешествующему, но, зная, что такое Меч, зная, что такое Дорога, я сильно в этом сомневаюсь.

Время в Саэти и Сиенуре соприкоснулось, синхронизировалось, из отрезка, в который я мог вернуться, не привлекая внимания к своему исчезновению, выпало еще две недели. Гуго прожил их и принес с собой, так что они стали фактом и для нас с Волком.

Ну, да ладно. С Лонгви за это время ничего не случится, а остальные как-нибудь и без меня справятся. Друг с другом. Там не прекращаются войны. Я шефанго, мы приветствуем друг друга пожеланием славной войны, мы сражаемся всегда — вечно — сражаемся и убиваем, это наша жизнь, естественный для нас порядок вещей. Когда я в Саэти, это кажется мне естественным и для людей тоже, но когда я дома…

Что ж, дома у меня и коса есть. И называют меня Снежным Конунгом, а не Чудовищем.

А Гуго потребовалось время, чтоб принять мысль, что его отец работает в университете магии. Волк ненавидит магов, это все в Саэти знают. Ненавидит и убивает при первой возможности, даже повода особо не ищет.

Неправда, конечно. Не так уж много магов он убил. И всегда за дело. Но репутация сложилась, спорить бесполезно. Гуго-то, разумеется, знал и о том, что повод для убийства был, и о том, что убиты немногие, но даже он поддался всеобщему заблуждению относительно волчьей к магам лютой ненависти. И теперь смотрел на отца круглыми глазами, честно пытаясь понять, как же так вышло, что тот сам магом стал.

Волк не стал. Слишком молод. Ему навигаций сорок еще прожить надо, чтобы потенциал раскрылся. У нас, у шефанго, встроенные системы безопасности, поэтому дети и подростки магией пользоваться не могут. То, что люди считают стихийной магией, то, с чем мы живем с рождения — наша эмпатия, близкая к телепатии, умение разговаривать с дельфинами, менять направление ветра, вызывать дожди и снегопады — это просто расовая особенность. У эльфов есть что-то подобное, у гномов, у вымерших орков. А способности к настоящей магии начинают проявляться только после ста навигаций, когда самоконтроль более-менее налажен. Раньше даже самым простым вещам, которые современные люди осваивают инстинктивно в бессознательном возрасте, у нас начинали учить только тех, кто прожил шестьсот навигаций. Сейчас правила изменились — вся жизнь изменилась — и шефанго учатся основам магии сразу, как только раскрываются способности, но путь в науку до шестисот навигаций все равно заказан.