Откровение - [124]

Ну, а Анжелика, та вообще считала, что христиане правы и история должна вершиться так, как задумал Белый Бог.

Вольф ее когда-то спрашивал, почему она не примет крещение, но Анжелика его тогда считала вампиром, и обшипела, как настоящий оцелот, хоть и была в человеческом облике. Не его это дело, мол. Сам-то, поди, тоже креститься не спешит, а мог бы. И свою душу бы спас, и всем бы жить лучше стало. Гард знал, что Анжелика не стала христианкой потому, что он не хотел быть христианином. Прими она крещение, и после смерти их души уже не встретятся: Анжелика отправится на Небеса, а он снова родится здесь. Ну, или в «другом мире». И вроде бы, по христианским понятиям, то, что Анжелика не хотела уходить без него к Белому Богу, как раз означало, что христианка из нее получилась бы так себе. Белый Бог требовал полного самоотречения, хотел, чтоб никто и ничто не мешало людям идти к нему. Семья, друзья, дети малые, обстоятельства непреодолимой силы — все не важно. Вампиры, при крещении сгоравшие дотла, были идеальным воплощением христианской идеи. Гард как-то так это видел, а Анжелика с ним не спорила. Анжелика с ним соглашалась.

Еще Гард знал, что если б Вольф пришел за помощью, будучи вампиром, а не ангелом, она бы всё равно помогла. Хоть и ненавидела. Хоть и желала смерти.

И вроде бы, по христианским понятиям, это означало, что она станет очень хорошей христианкой.

В присутствии рыцарей можно было говорить о чем угодно, не опасаясь, что демоны услышат. Не осталось демонов ни в квартире, ни в доме. А ведь были, морок навести пытались. За два месяца во всех княжествах внеплановые чистки прошли, рыцари с магами работали бок о бок, и все равно сюда демоньё как-то просочилось. Не надо много ума, чтоб понять: лезли целенаправленно. За всеми, с кем Вольф имел дело, за всеми, кем он интересовался, следят во все глаза и уши.

Да уж, Вольфу точно нужно решать свои проблемы и уходить. А то, учитывая его насыщенную общественную жизнь, никаких храмовников не хватит, чтоб всех защитить.

Чтобы уйти, ему нужна была помощь Анжелики. Ничего сложного: спеть его музыку, чтоб он мог услышать ее и использовать для отвлечения демонов, пока будет открывать ангу в свой мир. Нет, не ангу, какой-то портал, идущий мимо юора.

Здесь снова начинались области, в которых Гард прекрасно ориентировался, как читатель, но не готов был осмысливать в реальности. Он полагал, что Вольф откроет портал на Небеса. Сам Вольф при этом мог думать, что угодно, но если уж он так хочет уйти, значит, есть ради чего уходить. А где есть то, чего нет в бесконечном и бесконечно разнообразном Ифэренн? Только на Небесах. Пусть даже речь идет о спасении от демонов. Где их нет-то? Только на Небесах, правильно? Это логично и всё объясняет.

А петь Анжелика могла только в Кареште. Точнее, где угодно на освящённой земле, в любом принадлежащем церкви поселке, в любом храме, хоть бы и в Сиденском — туда даже ехать не надо, пешком полчаса через парк. Где угодно, где до нее не добрались бы демоны. Они ведь, если Анжелика петь начнет, примут ее за Вольфа и вцепятся. Но где бы она ни запела, демоны это услышат. И если музыка будет звучать в двух местах — а Вольфа в Кареште они слышат всегда, постоянно — затея потеряет смысл. Не все демоны умные, но все быстро соображают и еще быстрее реагируют, поэтому рассчитывать можно было только на внезапность. Анжелика один раз споёт в Кареште, Вольфу этого хватит, чтобы запомнить музыку и, когда придет время, воспроизвести. В качестве проигрывателя он собирался использовать Пентаграмму. Это была какая-то вампирская штука, созданная Ойхе и Моартулом, чтобы в Песках появилась музыка. Зачем в Песках музыка? Чтобы туда демонам проще было прийти? Известно же, что им закрыт путь туда, где музыки нет. Без Пентаграммы демоны в Пески не пробрались бы, даже если б им захотелось.

— Им туда и с Пентаграммой не хочется, — ответил Вольф. — А без нее через Пески не только жэрцы к людям бы лезли.

Ну, да, ещё и фейри бы по границам княжеств бесновались. Гард родился и вырос в Немоте, он все время забывал, что фейри враждебны людям, ненавидят их, куда там демонам. Анжелика тоже об этом не помнила. Отмеченные духами, одаренные ими, они жили среди людей как люди, но для фейри не были людьми.

— Волшебные детишки, — прокомментировал Вольф. — Все самые страшные сказки про таких как вы.

А ведь он может быть вежливым, когда хочет. Не зря же его все так любят. Гард с Анжеликой и тут оказались особенными. Отмечены фейри, отмечены ангелом, теперь еще и у демонов на заметке. Что скажешь, повезло.

— Пойдете через ангу. С рыцарями это безопасно, если быстро. Я вас встречу на выходе, — с этими словами Вольф растаял в воздухе, даже не попрощавшись.

С одной стороны, понятно, что глупо прощаться если через несколько минут они увидятся в Кареште. С другой… ведь может же быть вежливым, когда хочет. Что ж ему здесь-то мешает?

* * *

Зверь ничего особенного от своей музыки не ожидал. Он не слышал никого из князей, потому что не бывал в княжествах, но слышал профессора Даргуса, слышал Змея, когда тот пришел за ним к границам Сиенура. И по сравнению со сдержанной, но не вмещающейся в сознание мощью Даргуса, с яростной и страстной гармонией всемогущества Змея, свою собственную музыку представлял… какой-нибудь тихой. Ему виделись — слышались? — прячущиеся в трещинах старых домов пауки и змеи, шелест сухой травы, ровный шум обтекающего летящую машину воздуха. Он ведь не был ангелом или демоном. Не по-настоящему. Он был людоедом. Он был невидимкой. Без сердца, без совести, без жалости. Без каких бы то ни было вызывающих и ярких звуков и красок, без каких бы то ни было поступков, которые могли сделать его музыку хоть сколько-то интересной. О, да, сейчас эта музыка интересовала всех демонов Ифэренн без исключения, но только этим и была интересна и исключительна.