Откровение - [112]

— Деревья прикажете вырубить? — светски поинтересовался Зверь.

— Много чести для вас, — Ойхе разглядывала его, как… ага, как все, кто знал, кто он. Как кошачье дерьмо на подушке. — Недоумок, — выдохнула она и откинулась на спинку кресла. — Даже близко не осознаёте своего статуса.

«Статус» — кроме превращения его в глазах окружающих в кошачье дерьмо — подразумевал, что выражения вроде «недоумок», «много чести» и разные другие в этом роде, неприменимы к нему даже со стороны князей. Но это если б он от князей не прятался. А так… Живой собаке-то всяко лучше, чем мертвому льву.

— Это салонный прием? — уточнил он, — или нужно куда-то ехать?

— Карту, — приказала Ойхе.

Карл послушно развернул над приборной доской карту исследованных областей Ифэренн.

— Энирива, Амаль.

Бесконечные пространства Ифэренн сменились сетью городских улиц. Энирива — город на севере. Две с половиной тысячи километров от столицы. А Амаль — это?..

Карл не знал, что такое Амаль и где он расположен. И Зверь не знал. На карте никакого Амаля не было.

Ойхе закатила глаза.

— Светлячковая улица, — сказала она. — Супермаркет «Гебер». Построить маршрут.

— Две тысячи шестьсот километров. И еще десять — по объездной Эниривы, потому что из города до «Гебера» не доехать. Светлячковая — пешеходная улица, она состоит из ступенек и деревьев.

Зверь хотел спросить, что там в «Гебере» такого, что поможет ему вернуться домой. Про эту сеть супермаркетов чего только не рассказывали. Людей там точно можно было покупать. Когда-то. Пока христиане не прикрыли лавочку. Нет, в главном зале, конечно, человечиной не торговали ни живой, ни мертвой, но контакты с правильными менеджерами из службы логистики значительно облегчали доставку людей в Пески.

После прихода к власти христиан некоторые правильные менеджеры раскаялись и приняли крещение, некоторые — нет, и все были наказаны в соответствии со статьями уголовных кодексов тех княжеств, где они занимались работорговлей. Богу — богово, а закон — это закон. Повезло только маруанцам, жителям Мару, подданным князя Даалнаму. На Мару рабовладение и работорговля были легальным бизнесом.

— Что такое Амаль? — спросил Зверь.

— Озеро, — холодно произнесла Ойхе. — Вы его и без меня найдете. Я могу вам помешать, но не должна, и поэтому не буду.

Здесь действовали те же правила, что и с запретом приходить в ее дом. Все княжество, вся Эсимена — её дом. Ойхе может выкинуть его отсюда, отправить на Трассу и никогда больше не позволить пересечь границу. Это в ее силах. Но она не должна этого делать. Ойхе говорит «не должна», Тенгер сказал «ей не велено». Кем не велено? Кому не должна?

Спрашивать у Ойхе Зверь не собирался. У него Тенгер был, чтобы вопросы задавать. От Ойхе нужно было получить дальнейшие инструкции — очевидно же, что «найдете и без меня» не означало: «катитесь к озеру и утопитесь в нём», как бы ей этого ни хотелось. А княгиня, свернув карту нетерпеливо щелкнула пальцами:

— Вы собираетесь ехать или будете стоять тут весь день?

Карл вылетел на шоссе, будто парковка жгла ему колеса. Зверь чувствовал себя примерно так же и надеялся отвлечься быстрой ездой. Каким бы ты ни был охрененным пилотом, транснациональное скоростное шоссе предъявляет свои требования к вниманию и сосредоточенности. Тут, знаете ли, не до красивых женщин в салоне.

Угу! Помечтай! Не до женщин ему, как же!

Скоростное шоссе оказалось пустым. Ойхе вывела их с Карлом в слои реальности, лежащие между слоями реальности. Вот, интересно, она разве не может просто взять и перенестись к озеру? Может, конечно! Это же ее княжество.

Не хочет.

Потому что?..

Потому что, видимо, для этого придется впустить его в свой дом дальше прихожей. Наверное, даже дальше гостиной. А ему и в гостиной-то не место. Зверь, впрочем, отнюдь не возражал против поездки. Несмотря на все предстоящие сложности. Чем дольше Ойхе будет рядом, тем…

Перемать! Тем хуже!

Два с лишним часа притворяться мертвым — по-настоящему мертвым — это совсем не то, что четыре месяца притворяться вампиром. В том смысле, что когда Ойхе так близко, оживет даже настоящий мертвяк, глубоко и основательно закопанный. А ненастоящий просто спятит.

— Нам довольно долго ехать, — сказал Зверь, когда с городских улиц они вылетели на упомянутое шоссе и помчались на север, вдоль закрывшей море горной гряды.

— Переживу, — отрезала Ойхе.

Он-то переживет. Он за себя не ручался.

— Это были не чары, — сказал Зверь, после паузы. — Нам долго ехать, отнимать у вас неприятные эмоции я не рискну, но то, что вы их испытываете меня не радует.

— Хорошо, что вам плохо.

— Ну… я бы сказал, что это вам плохо.

Между прочим, так и случаются убийства на бытовой почве. Ойхе из себя выводить — это не над Анжеликой гиенить.

Зверь покосился на ее профиль, и сердце чуть не начало биться. Вот это точно чары. Божественное создание, блин! В буквальном смысле. Если Ева так же действовала на людей, Адаму пришлось нелегко.

— Это были не чары, госпожа, — повторил он. — Любой, кто видит вас, хоть живой, хоть мертвый, испытывает эмоции. Очень сильные. Даже если бы я знал, что мои чувства обидят вас, я… ничего бы не смог сделать. Нельзя отключить эмоции до того, как они включились. Ничего нельзя выключить, пока оно не включено.