Отказной материал - [22]

— Все, иди. Ко мне должны люди прийти. — Гена кивнул головой в сторону двери. — Найди Зуба и передай то, что я тебе сказал. Запомни еще раз: никому ни слова! Услышу — язык в задницу запихаю. Понял?

— Да ладно, чего ты объясняешь-то, как маленькому? Сам, что ли, не понимаю!

— Все, иди, иди.

Выйдя на улицу, Вова сел в свою новенькую красную «семерку», развернулся и направился к цирку, в сквере рядом с которым скучились несколько десятков разномастных торговых палаток.

Подъезжая, Вова увидел машину Саши, небрежно брошенную чуть ли не посреди улицы, и обрадовался, что нашел его так быстро. «Наверняка в ларьке какую-нибудь бабу тискает!» — решил Вова, высматривая место для парковки.

Он ошибся. Саша ел булочку с сосиской и запивал ее лимонадом, буквально за минуту перед этим сделав то, от чего так настойчиво предостерегал Гена. В разговоре со своим хорошим другом Саша упомянул о ночных событиях. Всего две-три фразы, но их было достаточно, чтобы понять суть происшедшего.

У этого друга были проблемы, чем-то схожие с Сашиными, только возникли они в более позднем возрасте, во время службы в армии. Именно этот друг рассказал Саше о трюке с бутылкой, который сам он успешно проделал уже давно. Они сразу почувствовали между собой некую незримую, но прочную связь и иногда обсуждали вопросы, не предназначенные для других ушей.

Саша доедал булочку. Друг, попрощавшись, направился к парковочной площадке, сел в черный «форд-скорпио» с открытым люком на крыше, развернулся и направился по своим делам.

Через пару минут из-за ближайшего ларька вынырнул Вова.

— Фу, блин, ну и замучился я тебя искать, — широко улыбаясь, сказал он, подходя к Саше

* * *

Прошло два дня. За это время изменилось немногое. Оперуполномоченный УРИ 14-го отделения милиции Николаев, собрав все необходимые и возможные в данной ситуации справки и объяснения, направил материал в районную прокуратуру «для принятия решения по существу», как говорилось в написанном им самим сопроводительном листе. Среди прочих бумаг лежал там и стандартного формата желтоватый лист с неровными строчками, написанный самой Катей Ветровой. Она просила не возбуждать уголовное дело и заявляла, что каких-либо претензий ни к кому не имеет и отказывается давать объяснения по поводу полученных ею телесных повреждений. Туда же легли бланки с результатами опроса врачей «скорой помощи», подобравшей Катю, еще одна выписка из медицинской карты, справки по обходу территории и результаты опроса жителей. Если оценивать проделанную работу по весу подшитых бумаг, то результат получался неплохой. Но количество полученной полезной информации равнялось нулю. Впрочем, сейчас это уже не имело значения: все равно уголовного дела не будет. Начальник отделения Колосов поставил свою подпись на сопроводительном листе, и Николаев отнес в канцелярию пачку подшитых пронумерованных бумаг и полиэтиленовый пакет с изъятыми при осмотре места происшествия вещами.

Спустя несколько дней материал лег на стол заместителя прокурора района Казначеевой. Изучая бумаги, она успела выпить чашку кофе с шоколадной конфетой и выкурить сигарету, после чего взяла авторучку и каллиграфическим почерком в верхнем правом углу, наискосок, вывела резолюцию, предписывающую следователю Коновалову во всем разобраться и принять решение.

Следователь Коновалов, бегло просмотрев результаты чужих трудов, уяснил для себя основное: потерпевшая вроде бы ничего не хочет, а время еще терпит, после чего положил бумаги в сейф и занялся более неотложными делами.

Нельзя сказать, чтобы Николаев забыл о деле Ветровой. Как и все сотрудники управления, он, конечно, знал, что она приходится родственницей Ковалеву, и постарался сделать свою часть работы насколько мог полно и грамотно. Но потерпевшая каких-либо претензий не имела, а ее родственник и его коллега какой-либо активности не проявлял. Придерживаясь принципов корпоративной солидарности, которые хоть и пошатнулись в последнее время, но продолжали-таки действовать, Николаев был готов оказать любую посильную помощь, пусть даже несколько выходящую за рамки обычного. Но такая помощь никому не требовалась, и Николаев, давно переставший удивляться чему бы то ни было, лишних вопросов не задавал. У него и так хватало проблем. Как дома, где его ждали любящая, но уставшая жена с полуторагодовалым ребенком и сварливая теща, так и на службе, где он, считаясь одним из лучших, никак не мог добиться ни отдельной жилплощади, ни повышения и только с утра до позднего вечера воевал с правонарушителями и собственным начальством, пытаясь помочь хоть кому-то из постоянно растущей армии потерпевших, осаждающих его отделение. Осада длилась долго и грозила закончиться последним решительным штурмом. Положение соседних осажденных крепостей правопорядка было не лучше.

Выйдя из канцелярии, Николаев прошел в свой кабинет, распахнул окно и начал приводить в порядок оставшиеся у него на руках материалы и другие дела. К пяти часам вечера он вынес два постановления об отказе в возбуждении дела по случаям утраты документов при неизвестных обстоятельствах. У двух заявителей, мужчины и женщины, пропали бумажники с незначительными суммами денег и полным набором всевозможных документов: с водительскими удостоверениями, техническими паспортами на машины, справками об анализах, а также российскими и заграничными паспортами. Утрату документов оба обнаружили дома, после того как целый день мотались по своим делам и неоднократно вынимали эти самые бумажники. Оба утверждали, что их обокрали, и жаждали возмездия. Правда, гораздо больше, чем возмездия, они жаждали получить заветную справку о том, что возбуждено уголовное дело и проводится расследование, о чем и напоминали регулярно Николаеву в течение всех десяти дней, отпущенных ему для рассмотрения заявления и принятия решения. Вожделенная справка давала весьма ощутимые льготы при восстановлении утраченных документов. Но в обоих случаях Николаев отказал: никаких оснований для возбуждения уголовного дела, кроме сомнительных голословных заявлений, не нашлось.