Отходная молитва - [12]

* * *

В церкви было тихо, когда Анна Да Коста вышла из ризницы и пересекла хоры. Нотные тетради были там, где она их оставила. Ей без труда удалось разыскать то, что она искала. Она положила остальные ноты на место и на несколько секунд застыла, вспоминая незнакомца с легким ирландским акцентом.

Он не ошибся в своем совете насчет верхнего регистра органа. Она ласково провела пальцами по рукоятке. Такая мелочь, а как все портила. Как любопытно. Она уже взяла тросточку и собралась уходить, как вдруг услышала, что внизу хлопнула дверца исповедальни и по храму раскатисто зазвучал гневный голос дяди. Она замерла; ее не было видно из-за зеленых штор у органа.

Отец Да Коста выбежал из исповедальни, оставив дверцу распахнутой. Она никогда не слышала, чтобы он говорил с такой яростью.

— Выходите, выходите отсюда, нечестивец, и взгляните мне в лицо, если осмелитесь!

Анна услышала, как хлопнула вторая дверца исповедальни, затем звук легких шагов, и тихий голос:

— Извольте, отец мой.

Фэллон стоял спокойно, опустив руки в карманы своего френчкота. Священник подошел к нему и спросил глухим голосом.

— Вы католик?

— Как никто другой, отец мой.

В тоне Фэллона сквозила легкая ирония.

— Значит, вам должно быть известно, что при таких условиях я не могу отпустить вам грех. Вы хладнокровно убили человека сегодня утром. Я видел вас. И вам это известно... Чего вы хотите от меня?

— Я уже получил, что хочу, отец мой. Как вы уже сказали, тайна исповеди священна. А мне и надо, чтобы вы эту тайну хранили.

В голосе священника было столько боли, что у Анны заныло сердце.

— Вы воспользовались мной! Это самый худший из способов! Вы использовали в своих интересах саму Церковь!

— Я мог бы заставить вас замолчать, всадив вам пулю между глаз. Вы предпочли бы это?

— Не слишком, — признал Да Коста. Довод Фэллона его убедил. — Как ваше имя?

— Фэллон. Мартин Фэллон.

— Это ваше подлинное имя?

— Для меня имя все равно, что название дня недели. Я их постоянно меняю. Мне не нужно было ломать голову, чтобы придумать это, скажем так.

— Понятно. Интересный выбор. Я знал одного пастора, который носил это имя. Знаете, что оно означает по-ирландски?

— Конечно. Чужак, человек, находящийся между двух огней.

— Вы думаете, что оно вам подходит?

— Я не понял вашей мысли.

— Я хочу сказать: вы себя видите именно так? Как романтический изгнанник вне толпы?

На лице Фэллона не отразилось ни малейшего движения души.

— Теперь я хочу уйти. Больше вы меня не увидите.

Он пошел прочь, но отец Да Коста удержал его за руку.

— Человек, который нанял вас для исполнения сегодняшнего дела, он знает обо мне?

Фэллон долго и пристально глядел ему в лицо, хмуря брови, затем улыбнулся.

— Вам нечего бояться. Он слишком занятой человек.

— Вы производите впечатление ловкого человека, а говорите такие глупости, — заявил священник.

От ветра дверь церкви открылась и стукнула. Вошла пожилая женщина в косынке. Она перекрестилась, затем проследовала в глубину храма. Отец Да Коста крепко сжал запястье Фэллона.

— Мы не можем говорить здесь. Пойдемте со мной.

С одной стороны нефа виднелась клетка — это было подъемное устройство, которое рабочие использовали для того, чтобы подниматься на башню. Он втолкнул туда Фэллона и нажал на кнопку. Клетка поехала вверх, мимо строительных лесов, затем миновала отверстие в своде. Наконец она остановилась с легким толчком, и Да Коста открыл решетчатую дверцу, чтобы попасть на небольшую галерею, тянувшуюся вдоль периметра башни. Леса образовывали вокруг подобие перил или поручней на палубе корабля.

— Что здесь произошло? — спросил Фэллон.

— У нас мало средств, — ответил священник и повел его по галерее.

Ни тот, ни другой не слышали, как заработал мотор подъемного устройства, и клетка поехала вниз. Когда она спустилась, Анна Да Коста вошла в нее, закрыла дверцу и на ощупь стала искать кнопку.

С высоты колокольни открывалась превосходная панорама города, хотя все было окутано мелкой сеткой дождя, смазывающей детали. Фэллон осматривался, не скрывая удовольствия. Выражение его лица неуловимо изменилось, легкая улыбка играла на его губах.

— Вот это мне нравится. «Нет ничего прекрасней на земле». Кажется так сказано у поэта?

— Господи Боже мой! Я вас привел сюда для серьезного разговора, а вы мне цитируете Вордсворта! Вас что, ничего не волнует?

— Ей Богу, не понимаю, что должно меня волновать? — сказал Фэллон, вынимая пачку сигарет. — Вы курите?

Отец Да Коста заколебался, затем сердито выдернул одну.

— Да, курю, идите вы к черту!

— Вот так-то, отец мой, и вы о том же! — сказал Фэллон, зажигая спичку. — В конце концов все мы окажемся у черта в лапах.

— Вы в это действительно верите?

— После всего, что я видел в этой жизни, мне кажется, что это — вполне разумное высказывание.

Фэллон облокотился о поручень, покуривая сигарету, и Да Коста с удивлением понял, глядя на него, что абсолютно беззащитен перед ним. В нем чувствовался интеллект, культура, сила характера, качества — достойные уважения; он чувствовал, однако, что не может прикоснуться к этому человеку.

— Вы не соблюдаете ритуалов?

Фэллон покачал головой.

— Уже давно.