Отголосок: от погибшего деда до умершего - [12]

Шрифт
Интервал

Баржу Дерека нельзя было назвать красивой, может, это потому, что мне вообще никогда не нравились баржи. Опять я вру. Мне нравились баржи до тех самых пор, пока именно эта баржа… я думаю, что все понятно без лишних объяснений. На самом деле баржа Дерека похожа на пивную, мне кажется, что ее бывший хозяин был связан с ресторанным бизнесом, она выглядит как пивная, пережившая не лучшие времена.

Возможно, такое впечатление складывается из-за того, что крыша баржи обтянута тентовым покрытием с рекламой пива Berliner Weisse. Окна никогда не сияли, Дерек принципиально их не мыл, когда-то я вызвала специальную службу по мытью окон, он не разговаривал со мной неделю. Объяснять природу принципа «окнонемытия» он категорически отказывался.

На палубе я увидела антикварный стол, за которым Дерек охотился целый год. Два кованых стула, с виду изящные, но не помню ни одного случая, чтобы они не наградили меня синяками. Стулья были коварными, а я неуклюжей. Отстульные синяки выглядели на теле так, будто меня хорошенько отстегала фамильным медальоном безумная аристократка. Все изысканные вещи и люди не так просты в употреблении, как нам того хотелось бы. Хотя думать о том, что они принадлежат тебе, все же приятно.

А еще я увидела Наташу Ченски. Она пила кофе или чай, с того места, где я сейчас стояла, теребя шарфик на шее, было непонятно, что именно она пьет. Я напоминала себе Тролля Манфреда, только он теребит вещи, когда играется, а я – когда нервничаю. Именно в этом и заключается огромная разница между нами, несмотря на одинаковые действия. Еще у меня значительно длиннее ноги, короче нос и уши, и я не умею их так мастерски выворачивать.

Наташа крутила приемник, наверное, надеялась, что найдет подходящую музыку или новости, и чистила серебряный браслет. Это был браслет, подаренный мною Дереку. Без гравировки, не потому, что я считала любую гравировку банальностью, а потому, что просто не могла сообразить, что именно мне хочется увековечить на браслете.

Еще на столе лежал фотоаппарат. Наташа почти никогда с ним не расставалась. Всякий раз она пыталась заснять меня, но я постоянно заслоняла лицо ладонями. Дерек на это говорил, что я веду себя, как жена обвиняемого в коррупции и замешанного в секс-скандале президента; или как хозяйка борделя, выведенного наконец на чистую воду компетентными органами; как серийная убийца или учительница, которая принуждает детей вместо того, чтобы учиться геометрии, изучать женские половые органы на своем примере.

Наташа Ченски. У нее были длинными: волосы, ноги, руки, ресницы. Травянисто-зеленые глаза, такие зеленые, что я порой удивлялась, почему я не чувствую терпкого запаха луговых трав. Если бы мне пришло в голову сделать ей подарок, я бы не сомневалась, подбирая туалетную воду. Только травяной запах. Но я никогда ничего не дарила Наташе, хотя несколько раз подумывала об этом. Сейчас она была одета в зеленый топ в турецком стиле со стразовыми шариками на шелковых нитях, я такого никогда не ношу, и джинсы. Босая.

Я считаю, что мою манеру одеваться можно назвать элегантной, собственно, это достигается благодаря простоте формы и определенным цветам. Вся моя одежда выдержана в прохладных серо-коричневых тонах, еще я позволяю себе беж. Я избегаю чистых и откровенных, вызывающе ярких цветов, даже таких, как белый или черный. Они кажутся мне однозначными. Для человека, которому трудно произнести «да» или «нет», такой выбор цветов вполне естественен, думаю, что мои слова подтвердил бы любой психолог. Редкие и самые яркие цвета в моем гардеробе – грязно-розовый, светло-сиреневый и блекло-зеленый.

В основном, все это аксессуары. Они смотрятся на спокойном фоне большинства моих вещей как красные нитки на запястьях последователей Каббалы. Если бы я была птицей и мною заинтересовался орнитолог, он бы растерялся, постоянно фиксируя на бумаге мой вид. И до скончания века спорил бы с коллегами, к какой же разновидности меня отнести: к воробьям, камышанкам, соловьям или жаворонкам.

Наташа заметила меня и приветливо замахала рукой. Я ей нравилась. Досадно было то, что даже при существующих дереко-обстоятельствах мне очень нравилась Наташа Ченски, если бы я была мужчиной, я бы влюбилась в нее до беспамятства. За меня это сделал Дерек. Лучше бы было, если бы это сделал кто-то другой. Я махнула Наташе в ответ. Скрыться было бы глуповатым поступком. В общем-то, как и этот визит.

Наташа протянула мне руку. «Ты на каблуках? Нет? Хорошо. Я все равно помогу». Она втащила меня на баржу. Очень сильная девушка. Я подумала, что Дереку приятно заниматься с ней любовью, это немного похоже на борьбу, парням нравятся такие вещи. «Привет!» Она улыбнулась. Я завидую людям, которые могут так улыбаться, без вмешательства собственного подсознания. Как собака. Виляет хвостом, потому что действительно тебе рада, а не потому, что надеется получить от тебя лакомство. Я могу так улыбаться только тем, кого люблю. Хотя Дереку я так не улыбаюсь, когда я его вижу, моя улыбка независимо от моих намерений сигнализирует ему: я страдаю без тебя. Жалкое зрелище. Кому нужны такие улыбки? Они не зажгут и не согреют.


Рекомендуем почитать
Глупости зрелого возраста

Введите сюда краткую аннотацию.


Мне бы в небо

Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.


Двадцать четыре месяца

Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.


Поправка Эйнштейна, или Рассуждения и разные случаи из жизни бывшего ребенка Андрея Куницына (с приложением некоторых документов)

«Меня не покидает странное предчувствие. Кончиками нервов, кожей и еще чем-то неведомым я ощущаю приближение новой жизни. И даже не новой, а просто жизни — потому что все, что случилось до мгновений, когда я пишу эти строки, было иллюзией, миражом, этюдом, написанным невидимыми красками. А жизнь настоящая, во плоти и в достоинстве, вот-вот начнется......Это предчувствие поселилось во мне давно, и в ожидании новой жизни я спешил запечатлеть, как умею, все, что было. А может быть, и не было».Роман Кофман«Роман Кофман — действительно один из лучших в мире дирижеров-интерпретаторов»«Телеграф», ВеликобританияВ этой книге представлены две повести Романа Кофмана — поэта, писателя, дирижера, скрипача, композитора, режиссера и педагога.


Я люблю тебя, прощай

Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.


Хроники неотложного

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.