Отельер из иного мира - [19]

— Всем доброго утречка! — Нэй подбежала к нам мелкими шажками, чуть не поскользнувшись на гладких плитах. — Готовы сделать заказ?

— Да, — Луис даже не стала открывать кожаный блокнот с тисненым кальмаром. — Кокосовое молоко, вареную икру и устрицы.

— Ох… — рыжуля погрустнела. — Прошу нас простить, но запасы иссякли. Люди отказываются отплывать далеко от берега, а вблизи вся рыба будто исчезла.

— Тогда только кокосы.

— Сию минуту! — к разносчице вернулся былой задор, словно та обрадовалось, что удалось избежать наказания.

— Плохо… — острые ноготки пустились в пляс на столешнице.

— Что именно?

— Рыба уходит перед штормом. Сильных бурь здесь не бывает, но после всего произошедшего я ничему не удивлюсь.

— Дворец — что замок, и далеко от воды. Справимся.

— Иногда шторм — это не только вода и ветер, — загадочное произнесла спутница, но тут пришла Нэй и опустила на стол поднос с двумя серебряными чашами, похожими на те, из которых едят яйца всмятку.

Только вместо яиц в них лежали кокосы: крупные — с грейпфрут — гладкие и бледно-бежевые. Рядом лежало похожее на штопор сверло с пробковым винтом, толстый нож с лепестковым лезвием и тростниковые трубочки.

— Приятной трапезы! — девчонка расплылась в улыбке и хотела уже уйти, но я осторожно поймал ее за подол. — Что-нибудь еще?

— Нет.

— Ох… Я опять напортачила? Перепутала заказ? Взяла не те приборы? Мастер, простите, я не…

— Тише… — небольшая серебряная монетка с портретом в короне перекочевала из заднего кармана на поднос. — Это тебе. На чай.

— Мне? — она уставилась на подарок так, словно никогда прежде не видела денег. — Спа… сибо. Если что-нибудь нужно…

— Мы позовем.

Луис проверила кокосы: потрясла, обнюхала, взвесила на ладони, прощупала от и до, и только потом просверлила дырочки.

— Потеряли память, но нашли совесть? — спросила, смотря прямо в глаза.

— Вроде того, — ответил, не отводя взгляда. — Я ведь… бил ее?

— Хуже.

На душе заскребли кошки, а живот скрутило. Конечно, никто не спросит с меня за грехи прежнего владельца тела, но все равно стало погано, будто я был соучастником всех его злодеяний. И даже догадываясь о том, что именно сделал Стрейн, все равно уточнил:

— Насколько хуже?

— Совсем ничего не помните?

— Нет.

— Вы вообще не считали Нэй человеком. Веснушки, рыжие волосы и разноцветные глаза казались вам немыслимым уродством, недостойным рода людского. Вы нашли ее в забытой богами деревушке по дороге сюда и купили у умирающей от голода матери за булку хлеба. Нэй показалась вам забавной игрушкой, вроде карликов, что возят с собой циркачи. Вы нарочито заставили ее заниматься тем, к чему она совершенно не привыкла. И заходились в коликах от смеха, когда она спотыкалась и роняла посуду. А потом избивали, как собаку, потехи ради. Можете и меня избить прямо здесь, но скажу прямо — надеюсь, память к вам не вернется. Никогда.

— Блядь… — это был не пересказ печальной судьбы девушки. Это было оглашение эпизода уголовного дела — совсем как на суде.

— Вы в порядке? — без особой заботы спросила Луис — скорее с чисто врачебным безразличием. — Соли дать понюхать?

Я отмахнулся и уставился в окно — есть расхотелось. Может, нет никакого заговора? И никто не хочет вредить здравнице и пакостить императору? Может, мастер Вильям такая мразь, что его каждый второй прикончить хочет? Дерьмо…

— Вот вы где? — в ресторан вошла Инга с новой папкой у груди. — Все прохлаждаетесь? Барко с ума уже сходит из-за пушек.

— Ладно, — вытер и без того чистые руки и бросил салфетку на стол. — Пушки — значит пушки. Без пушек нынче никуда.

Идти к складу днем куда приятнее, несмотря на снующих всюду рабочих и летящие в лицо опилки, стружку и каменную крошку. Если раньше шум и гам малость подбешивали, то в сравнении с призрачной тишиной я осознал всю прелесть этой музыки жизни. Вдоль пробоев в стене возвели строительные леса, закрепили краны и лестницы. Там в основном трудились гномы — сильные кряжистые бородачи тянули канаты, поднимая блоками камни и ведра с раствором, и укладывали в бреши. Люди же большей частью занимались подсобными работами — тесали, пилили, носили. И за всем эти следил лысый старик в закопченных круглых очках и с посеревшей от пыли бородой до пояса. Прораб и завхоз по совместительству вышагивал перед кузницей, сведя руки за спиной, с досады пинал попадавшийся под ноги мусор и ругался под нос.

— Нет, это невыносимо! — бурчал он сам с собой. — Какой смысл ставить батарею без орудий?

— Мастер Барко? — прервал его страдальческие излияния.

— Мастер Вильям! — гном просиял и низко поклонился. — Надеюсь, хоть вы поможете! Сегодня должен прийти караван, а его и на горизонте еще не видно! А дело уж к полудню движется. И как прикажете работать в таких условиях? Я, можно сказать, за идею стараюсь, ради всеобщего блага, а мне раз за разом суют палки в колеса!

— На караван могли напасть? — озвучил мысль, давно жужжащую в мозгу. — Как на предыдущий.

— Что вы, что вы, — старик затряс бородой, выбив пыльное облачко. — То простые булыжники, а тут — артиллерия! Еще и жалование должны прихватить — инкассация, то бишь. Да такой конвой целое войско будет охранять! Какие там разбойники, какая нечисть? Или заплутали где-то, или распутье, или бюрократия эта треклятая… Вы бы послали ребят проверить, а, мастер Вильям? С грамотой какой и наказом отправляться в путь немедленно!