Отель Вавилон - [65]

— Сущий кошмар, — посмеиваясь, вспоминает Деннис. — Отель был переполнен, мы не знали, куда переселять этого болвана.

Смеюсь и киваю одновременно.

— Хорошо еще, что он не сломал себе шею, — продолжает Деннис. — Лежал на балконе и трясся от хохота. По его мнению, ничего более забавного с ним в жизни не случалось. Номер превратился черт знает во что. А ему хоть бы хны! Вообще-то он и говорить-то толком не мог. Хотел поскорее лечь в кровать. В конце концов мы просто вернули на место карниз и задвинули шторы. С остальным разбирались утром.

— Помню. — Улыбаюсь. — Адриан был злой как черт.

— Ага. Готов поспорить, он внес в счет клиента стоимость нового карниза, новых штор и стекла.

— Даже не сомневаюсь.

— Угу.

— Я оставлю тебя на несколько минут, хорошо? — спрашиваю я, поднимаясь со стула.

— Да, — отвечает Деннис, глядя на часы. Теперь-то худшее наверняка позади. Следующий в программе «час психов». — Улыбается. — Осталось дождаться, когда по лестнице спустится Человек в халате.

— Ага. — Смеясь, поворачиваю с намерением сбегать в туалет. Поднимаю глаза, и у меня замирает сердце. Вниз по ступеням медленно и беззвучно идет Человек в халате.

— Привет, — произносит он. — Никак не могу уснуть. Подумал, схожу-ка к вам… поболтать.

03.00–04.00

Ничто так не омрачает ночную смену, как появление Человека в халате. Он — проклятие любого портье. Незваный гость спускается по лестнице в ту минуту, когда ты буквально валишься с ног и вовсе не ожидаешь его увидеть. Садится рядом в своих проклятых тапочках и начинает пудрить тебе мозги рассказами про тяготы жизни. Я выслушал таких историй больше, чем любой чертов психотерапевт, но психотерапевт хотя бы получает деньги за то, что терпит болтовню о занудных проблемах, трудном детстве, тяжелых разводах и своевольных детях-подростках. У меня в этом деле столь большой опыт, что пора всерьез задуматься, не открыть ли консультационное агентство.

— Добрый вечер, сэр, — говорю я, хоть на языке крутится: «А не пошел бы ты?» — Может, чего-нибудь желаете? Напиток из бара? Тот, в котором готовят коктейли, правда, уже закрывается, но наверху есть honour-бар.

— О нет, — отвечает Человек в халате — сама скромность и воздержанность. — Мне все равно не заснуть, вот и подумал: схожу-ка я вниз, посижу.

— Ясно. — Натянуто улыбаюсь. — Простите, я собрался в туалет; вас развлечет Деннис.

— Деннис? — спрашивает постоялец, поворачиваясь к швейцару.

— Конечно, — отзывается Деннис, поднимаясь и показывая мне под столом средний палец.

— Ну и замечательно, — говорит Человек в халате, усаживаясь на диване, обитом желтым английским ситцем, что стоит рядом со столом Денниса. Закидывает ногу на ногу, на миг показывая мне яйца. Было бы куда приятнее, если бы люди, прежде чем спускаться вниз и доставать нас своей бессонницей, надевали трусы. — Мое имя Теренций, но близкие друзья называют меня Терри.

— Понятно, Теренций, — произносит Деннис. — Долго вы у нас?

— Третью ночь.

— Вот как. В предыдущие две спали нормально? — Деннис спрашивает об этом таким тоном, что, если не знать его достаточно хорошо, можно подумать, его это правда волнует.

— Прошлой ночью спал хорошо, — сообщает Теренций. — А в среду, если честно, все ворочался с боку на бок.

— Кошмар, — вздыхает Деннис. — Нет ничего хуже, чем проворочаться целую ночь в постели, когда рядом никого.

Фыркаю и прикусываю кожу между большим и указательным пальцами, чтобы не рассмеяться. Лучше скорее исчезнуть из вестибюля, пока у меня не начался приступ хохота, которым как пить дать заразится и Деннис. Выхожу в стеклянные двери, издаю стон и, хихикая, шагаю прочь.

Внизу, в туалете для персонала, хоть его и совсем недавно вымыли, так же мерзко, как обычно. Один из кранов или бачков вечно течет, и никто никогда не помнит, что его надо починить. Резко пахнет мочой, сыростью и табаком. На полу всегда вода и наверняка моча, к тому же он сплошь покрыт граффити — языках, наверное, на семи. Смысл любой надписи, думаю, что-нибудь вроде «ад» или «заберите меня отсюда». Задерживаться в таком месте никому не захочется. Пользоваться писсуарами я не желаю, поэтому открываю дверь одной из кабинок — когда я только пришел сюда работать, замки уже были сломаны. На унитазе, прислонившись головой к стене, сидит и крепко спит один из уборщиков. Руки в ярко-желтых резиновых перчатках аккуратно лежат на коленях. Рядом тряпка. Кожа у человека темная, но не настолько, как у людей из Бангладеш. Наклоняюсь вперед и слышу сквозь журчание воды мерное похрапывание. Уборщик совсем расслабился. Выпятил губы, обрамленные усами. Кашляю. Бедняга так вздрагивает, просыпаясь, что вскакивает с унитаза и роняет тряпку на пол.

— Господи, Господи, Господи, — бормочет он, охваченный паникой, как будто я собираюсь ударить его или уволить — не пойму, чего именно он боится. — Пожалуйста, сэр, пожалуйста, — умоляет бедолага, вскидывая желтые руки.

— Успокойтесь, — говорю я, отходя на шаг назад. — Успокойтесь, приятель. Я всего лишь хотел помочиться.

— Простите, простите, — говорит человек. В его голосе и на лице — растерянность. Сложно сказать, понимает ли он английскую речь.