Отель Вавилон - [23]

А принц Филип потребляет лагер или горькое охмеленное пиво. Во времена моей работы в «Клариджез» он предпочитал «Раддлз эль» и коктейль под названием «Серебряная пуля» — смесь джина и лимонного сока. Подается в бокале без ножки, со льдом, крепость убийственная.

Чудаковатость высокопоставленных особ и знаменитостей, которых мне доводилось обслуживать, всегда казалась мне занятной. Кэтлин Тернер, например, была большой любительницей стащить махровые нарциссы. Каждый раз, заказывая после еды кофе, актриса заворачивала цветы в салфетку, прятала их в сумочке и заявляла, что вообще не видела никаких нарциссов. Однажды я поймал ее с поличным, и она подозвала меня:

— Вы заметили, как я убрала их в сумку, так ведь?

— Да, мадам, заметил, — ответил я.

— Но никому не расскажете, правда?

— Нет, мадам, не расскажу.

Я удалился и принес ей еще целый поднос нарциссов. Уходя, она оставила мне пятьдесят фунтов чаевых.

Жаль, не все известные люди столь приятны. Ноэль Галлахер, например, оказался отъявленным грубияном. Помню, как-то в рождественскую пору он заявился в «Лейнсборо» в предпраздничном настроении. Просидел в компании друзей с ленча часов до девяти вечера. Ожидая, когда освободится столик, люди уже выстроились в очередь. Управляющая рестораном сказала Галлахеру, что их больше не будут обслуживать: мол, пора уступить место тем, кто пришел ужинать, и предложила ему перейти с друзьями в бар. На что Галлахер заявил: «Этот столик мой, и мы не намерены его кому бы то ни было уступать». Управляющая согласилась терпеть их еще полчаса, а когда вернулась позднее и снова спросила, не переместится ли компания в бар, Галлахер встал и рявкнул: — Знаешь что? Катись-ка ты на хрен!»

Выплеснув вино из бокала прямо управляющей в лицо, он ушел.

Скверно себя ведут не только знаменитости; случается, сталкиваясь с богатыми и известными, выкидывают фокусы и служащие отеля. Однажды я провожал до номера Мэрайю Кэри. На унитазе в ее туалете сидел техник со спущенными штанами. У меня отпала челюсть. Я просто не поверил собственным глазам. Слава Богу, Мэрайа в эту минуту смотрела в другую сторону. Только когда я вытащил придурка из номера, узнал, что он поклонник Кэри и хотел, чтобы его задница в каком-то смысле приблизилась к ее.

Обвожу зал быстрым взглядом и отмечаю, что звезды сегодня едят в других местах. Подхожу к Андрэ, управляющему рестораном, и спрашиваю, нет ли среди клиентов человека, который подходил бы под описание мистера Мэйсона.

— Синяя рубашка, красный галстук, лысая голова, — говорю я.

Андрэ на взводе. Клиенты за тремя столиками ждут основные блюда, а официант требует, чтобы сначала приготовили кофе на столик для двоих, и намерен лишь после этого нести остальное — кухня в бешенстве. Андрэ и сам обпился кофе, поэтому весь в поту и не в силах сосредоточиться. Мне смешно. Не могу поверить, что здешние официанты до сих пор забавляются былыми проказами.

Когда я только пришел сюда работать, это была любимая шутка: подсунуть Андрэ побольше кофе. У него проблемы с сердцем, поэтому ему вообще противопоказано баловаться крепкими напитками, но по утрам он непременно выпивает два эспрессо. После одиннадцати же позволяет себе исключительно кофе без кофеина. Признаться честно, Андрэ бывает приличной сволочью. Он из тех управляющих, которые, когда зал полностью готов к ужину, тайком убирает со стола вилку и заставляет все еще раз проверить, и если ты не замечаешь пропажу, устраивает тебе встряску. Поэтому-то официанты специально накачивают его кофеином. Когда перед началом ленча или ужина он просит кофе без кофеина, подсовывают ему тройной эспрессо, надеясь отправить его в стратосферу. Сегодня, судя по испарине на белом лбу, явно один из стратосферных деньков. Всегда представляю себе, как однажды он не выдержит и упадет замертво. Тогда, возможно, кое в ком из официантов заговорит совесть.

Замечаю мистера Мэйсона у дальней стены. Он трапезничает с двумя другими лысыми джентльменами в галстуках. Приближаясь, вижу на их столике красное «Палмер Шато Марго» 1989 года по четыреста пятьдесят фунтов за бутылку. По-видимому, что-то празднуют. Протягиваю записку, мистер Мэйсон театрально извлекает бумажник из кармана брюк. Стою, улыбаюсь и жду, прикидывая: здорово, если достанет коричневую купюру, хотя голубая тоже сойдет. Мэйсон же выуживает из глубин кармана и кладет мне на ладонь пятьдесят пенсов. Так и подмывает перевернуть руку, чтобы монета упала на пол. Но за душой ни гроша, а мелочь, скапливаясь, выливается в какую-никакую сумму.

Возвращаюсь к стойке, должен признать, совсем павший духом. Греет единственное: мысль о скором приезде техасца.

14.00–15.00

В данную минуту в вестибюле относительно спокойно. Лиз постукивает нейлоновыми ногтями по стойке и, причмокивая, сосет мятную конфету из вазы для посетителей. Перед ней паспорта парочки французов, которые только вселились. Подсчитав, сколько женщине лет, Лиз расплывается в улыбке.

— Можешь поверить, что ей сорок четыре? — Обсасывая конфету, она втягивает щеки.

— Знаешь, я ее не рассмотрел. Когда вернулся из ресторана, они уже шли к лифтам, — отвечаю я. Звуки, раздающиеся изо рта Лиз, действуют на нервы не меньше, чем стук ногтей.