Отель «Странник» - [48]

Может, Рахки поможет мне заполнить пробелы в образовании.

– А мы тоже прививаемся к стволу того дерева? Как двери?

– Нет, с людьми это работает иначе. Двери – это просто двери. Их связь с Отелем одинакова для них всех. А у людей связь может быть разной силы. Сила связи, ее степень определяет магию, которую человек может использовать. Например, Агапиос основал Отель много лет назад, и его связь с Отелем как основателя самая сильная из возможных. Он может делать такое, что остальным и не снилось.

Но это все еще не ответ на мой вопрос, зачем ему понадобились все эти дети.

Нога моего слона тяжело ступает в лужу, поднимая каскад грязных брызг, и слон трясет ушами, разбрызгивая грязь повсюду.

Рахки смеется над тем, как я пытаюсь удержать равновесие и попутно стереть с лица брызги.

– Хочешь, я приклею тебя к седлу?

– Нет! – вскрикиваю я. Уж чего я меньше всего хочу, так это чтобы моя задница намертво прилипла к спине монстра из ожившего камня.

Мы продвигаемся дальше. Древесный свод над нами становится таким густым, что неба почти не видно. В густой листве звенят насекомые. Все эти мухи, переносящие заболевания, малярийные комары, ядовитые древесные лягушки, опасные змеи… Мне явно не судьба стать фанатом Конго.

О чем я только что думал? О том, что мама с папой могли успеть увидеть дерево до того, как оно исчезло.

– А Старик уверен, что где-нибудь в джунглях нельзя отыскать еще одно, новое, дерево Весима?

– Не думаешь, что, если бы дереву могли найти замену, это уже давно бы сделали?

Ну, никогда нельзя знать наверняка.

Дорога выводит нас из леса на широкую поляну, полную крытых тростником хижин. За мной краем глаза наблюдает женщина, несущая большую пластиковую бутыль с водой. Впрочем, не одна она: в нашу сторону поворачивается множество голов. Отовсюду смотрят внимательные глаза. Взгляды провожают двух странно одетых чужаков, едущих на слонах. Известно ли этим людям, что мы прибыли сюда забрать еще нескольких их детей? Вдруг они знают и тайно ненавидят нас за это?

– Если бы существовали другие способы спасти Отель, Агапиос использовал бы их, – произносит Рахки.

Я представляю бледное лицо – обтянутый кожей череп, – смотрящее на меня, вернее, на папу в моем сне.

– Он выглядит очень старым.

– Никто не знает, сколько ему на самом деле лет. Старшая тоже не говорит, как давно она работает в Отеле, но я как-то видела фотографию их обоих: они со Стариком стоят рядом перед дверью в начале 30-х годов.

Мой слон резко останавливается.

– В смысле, 1930-х?

Она кивает.

– И с того времени они совершенно не изменились. Неудивительно, что Агапиос снова ищет себе заместителя.

Это все имеет смысл. Полосатый ведет войну с Отелем из своего Музея. Должно быть, он выяснил что-то о планах Агапиоса, изучая историю Отеля. Нико говорил, что прекрасная часть Отеля – это только фасад, а сам по себе, в других формах, он существует очень давно. Но, кажется, Нико упоминал, что Полосатый тоже довольно стар. На той фотографии с папой он выглядит точно как сегодня, а ведь прошло немало лет.

Рахки спрыгивает со спины слона и проводит пальцем в перчатке по резным линиям на табличке над дверьми одной из хижин. На ней вырезаны два скрещенных ключа над раскидистым деревом – такие же ключи, как на значке на лацкане пиджака Агапиоса.

– Приехали, – говорит она и отдергивает закрывающую вход выцветшую занавеску. Я кое-как спускаюсь со своего слона и иду за ней.

Лучи послеполуденного солнца проникают сквозь прорехи в крыше, освещая помещение, полное детей таких же маленьких, как те, в Будапеште. Почти все они до пояса голые, некоторые перевязаны грязными бинтами. Один малыш сидит на скамье, свесив ножки, коленка одной ноги забинтована. А ниже этой коленки ничего нет: у него отсутствуют лодыжка и ступня. Другой кроха тревожно смотрит на меня единственным глазом – на второй наложена заскорузлая повязка.

Мой взгляд возвращается к одноногому мальчику. Тот робко улыбается мне, и я поспешно отвожу глаза. Как бы мне хотелось знать, что ждет этих детей, когда мы доставим их в Отель! Я ведь даже не могу заговорить с ними: до сих пор ни один из встреченных мной детей не говорил по-английски.

Долговязый мужчина в цветастой рубашке и обрезанных выше колен джинсах приветственно вскидывает руку.

– Привет, Рахки! Рад тебя видеть!

– И я тебя, Филипп, – отзывается она.

– Кто это с тобой? – у Филиппа густой и тяжелый акцент. – Новый друг?

Рахки представляет меня, и я пожимаю крепкую мозолистую руку Филиппа.

– Кэмерон Джонс? – переспрашивает он. – Слушай, твое лицо мне кого-то напоминает. И имя Кэмерон тоже знакомое… Ты случаем не родственник Рейнхарту и Мелиссе Вайсс?

Рахки вопросительно смотрит на меня. Внутри меня все обрывается. Что же мне делать? Этот человек знал моих родителей!

– Конечно, родственник! – смеется Филипп. – Точно, я вспомнил, Джонс – это девичья фамилия матушки Рейнхарта! Значит, ты и есть Рейнхартов сынишка! Кэмерон и… забыл, как там звать твою сестру-близнеца?

Я с трудом сглатывают.

– Кэ… Кэссия.

– Точно! – он хлопает меня по спине, едва не сбивая с ног. – Джонс, тоже мне придумал! У меня память на лица, так просто не обманешь! У тебя на лбу написано, что ты Вайсс. Старина Рейнхарт из тех ребят, кого разок встретишь и никогда не забудешь, – он наклоняется ко мне и шепотом спрашивает: – Как им, удалось отыскать Оранжерею?