Отель, портье и три ноги под кроватью - [2]

Как управляющий гостиницей, я вездесущ. И одновременно меня нигде нет. Я безымянный… если не считать предательского именного бейджа.

Но сначала давайте поговорим об именах – о замене фамилий с целью защитить невинных. Давайте поговорим о том, насколько я невинен и насколько мне требуется защита.

Меня зовут Джейкоб Томски. Но при регистрации в отеле всех нас начинают записывать с фамилии. Джейкоб Томски превращается в «Томски Джейкоб». Таким образом, ради самосохранения, Томски Джекоб для целей этой книги становится Томасом Джейкобсом. Удачи тебе, малыш Томми Джейкобс.

Глава первая

Я стою на Сент-Чарльз-авеню в спальном районе Нью-Орлеана, пару месяцев назад окончивший колледж в пару недель назад начавшемся лете. На открытом солнце уже очень жарко. Но именно здесь я и должен стоять: на солнцепеке. Рядом с кабинкой парковщика. Весь день. Я устроился парковщиком в ресторан Copeland’s, чтобы стряхнуть с себя лень, навеянную моим кредитом на обучение[1], и прочно встать на ноги как самостоятельный и целеустремленный взрослый человек. Получив образование в столь бесполезной и непрактичной области как философия, я быстро сообразил, что в моем резюме эта специальность выглядит несколько смешно, особенно в сочетании с почти полным отсутствием опыта работы. Возможно, это даже отталкивает. Черт, в глазах многих людей я наверняка выглядел придурком. Но надо же было с чего-то начинать. И я начал с нуля.

Эта работа – не фонтан. Почему? Во-первых, я паркую автомобили. Во-вторых, мы должны сдавать все свои чаевые. Я воображал, что в первый же вечер набью ими карманы – и айда во Французский квартал (вообще-то, чтобы погулять, в Нью-Орлеане нужно не так уж много денег). Как выяснилось, однако, к кабинке парковщика, где хранились ключи от машин, будто деревянная опухоль, прирос отдельный ящик со щелью, куда мы должны были всовывать полученные на чай купюры. Все до одной. К этому ящику, подобно человеческой разновидности опухоли, прирос начальник смены, сидящий в тени зонта за свободным столиком и потягивающий свой полуденный коктейль – по всей вероятности, алкогольный. В напитке плавает колотый лед, и стакан потеет в его руке. Но совсем не так, как потею я.

Зашедший пообедать клиент протягивает мне свою квитанцию. Я легко нахожу его ключи в кабинке и с впечатляющей скоростью срываюсь с места. Его машину нелегко найти: парковочная компания не потрудилась арендовать для ресторана какое-нибудь местечко неподалеку, поэтому мы (конечно, без ведома клиентов) просто ездим по округе и пытаемся приткнуть автомобили как можно ближе к Copeland’s. Как только цель достигнута, парковщик набрасывает простенькую «карту сокровищ» на обратной стороне квитанции, чтобы его сменщик мог потом найти машину. Мой коллега Чип рисует все карты так, что найти машину всегда трудно. Но я все-таки нахожу ее и подкатываю к тротуару, держа дверь открытой, конденсат с кондиционера стекает мне на ноги, как талая вода весной, и клиент протягивает аккуратно сложенную купюру: «Здесь чертовски жарко, сынок. Это тебе за то, что ты так бегаешь».

Это двадцатидолларовая банкнота. Чип, уже вернувшийся и занявший пост у будки, приложил руку к бровям, изо всех сил пытаясь разглядеть ее. Я подхожу к ящику для чаевых и начинаю засовывать ее внутрь, и тут Чип говорит:

– Нет. Нет! Что ты делаешь, Томми? Ты что, не держишь наготове пару долларов, чтобы подменить ее? Пожалуйста, не суй туда эту двадцатку. Пожалуйста. Она твоя. Тот чувак сказал, что это тебе.

– На самом деле, она предназначалась фирме Copeland’s Valet Parking Corporation, – говорит человеческая опухоль, поставив стакан потеть рядом.

– Вы что, и правда пьете «Оползень»[2]? – интересуется Чип.

При помощи ключа от автомобиля я проталкиваю банкноту в щель и занимаю место рядом с Чипом. Опять на солнце. А начальник смены снова уходит в тень.

– Я слишком стар для этого. Делиться чаевыми? Если отдавать руководству сорок процентов, нам остается всего шестьдесят, и их нужно разделить на двадцать с лишним бегунов в штате, да еще вычесть налоги, и угадай, кому на руку такая математика, кто прикарманивает наши чаевые? Взрослый дядя, попивающий чертов «Оползень». – Должно быть, до этого Чип разговаривал сам с собой, потому что теперь он повернулся ко мне:

– Как ты думаешь, он сдаст эту двадцатку в кассу? Или оставит ее себе? Мы никогда не видели здесь хороших чаевых. Знаешь, что я слышал? В центре открывается новый отель. Слыхал? Наверняка он будет пятизвездочным. – Он произнес это слово так, будто оно было волшебным и, пожалуй, слишком хорошим для его языка: «пятизвездочный». – И они набирают парковщиков. А клиенты Copeland’s ни черта не хотят раскошеливаться.

Чип с широкой улыбкой принимает квитанцию от возникшего перед ним клиента и кладет ключи в будку.

– Черт побери, чувак, это «мазда», – говорит он мне тихо. А потом клиенту:

– Я не заставлю вас долго ждать в такое пекло, сэр! Я сбегаю за вашей машиной.

Затем он подрывается с места: очень смешно наблюдать, как он скачет галопом и на полном ходу поворачивает за угол.

Чип пригоняет «мазду» в рекордно короткий срок и подкатывает к краю тротуара.