Отель «Пастис» - [67]

Были и свои радости. Ему было хорошо с Николь. Он скучал, когда она уезжала с Эрнестом, и раз-другой ловил себя на том, что с завистью вспоминает о днях, проведенных наедине с ней, — довольно глупо, поскольку сам предпочел не участвовать в, как он их называл, закупочных вылазках. Однажды он предпринял попытку поехать с ними и оказался таким нетерпеливым и раздражительным, что через пару часов они оставили его сидеть в баре.

Но, утешал он себя, с закупками скоро будет покончено. Тем временем дни становились длиннее, в весеннем воздухе чувствовалась мягкость, а дневное солнышко заметно пригревало. На террасах у отеля зацвел миндаль, ярко выделяясь на фоне бурой земли и серой коры деревьев. От каменной скамьи, на которой он сидел, исходило тепло. Он поглядел на пустой бассейн, где миссис Гиббонс устроилась на теплых плитах на сиесту, подергивая во сне задними лапами. Видно, снились кролики и почтальоны. Закрыв глаза, поднял лицо навстречу солнцу, чувствуя, как оно согревает кости.

— Monsieur le patron, bonjour!

Прищурившись от солнца, Саймон разглядел склонившегося к нему с протянутой для приветствия рукой человека с блестевшими на солнце зубами и темными очками. Отряд по предотвращению преступности в лице Жан-Луи совершал свой ежедневный рейд.

Это был гоняющийся за модой коротышка в больших не по размеру брюках и замшевом блузоне, холеный, излишне надушенный. Острой настороженной мордочкой и быстрыми, точными движениями он напоминал Саймону одну из юрких собачонок, которые лазают по кроличьим норам, — фокстерьера. Да и такой же цепкий, неотвязчивый, как терьер.

— Вы думали о моих предложениях? — Не давая Саймону ответить, достал из портфеля газетную вырезку. — Посмотрите — на прошлой неделе, утром во вторник, взяли банк в Монфаве. Как вы думаете, что было потом, когда фараоны удалились? А?

— Не знаю, Жан-Луи. Все ушли обедать?

— Ну вот! Вы шутите, а дело серьезное. — Для пущей убедительности он снял очки и замахал ими перед Саймоном. — Днем грабители вернулись! Дважды за один день! Вот вам Воклюз. Ничто не надежно, друг мой, ничто. Эти парни, они приезжают на быстрых машинах из Марселя, с пистолетами…

— Откуда вы знаете, что они из Марселя?

— А-а. — Жан-Луи надел очки и оглянулся, не подслушивает ли кто. — У меня связи. — Он заговорщически подмигнул Саймону. — Связи в milieu[57], еще со старых времен.

Саймон недоуменно поднял брови. О старых временах раньше с Жаном-Луи разговоров не было.

— Так вы?..

Жан-Луи приложил палец к губам. Саймон был уверен, что он подмигнул за своими темными очками.

— Корсика. Тайная деятельность. Слыхали о «Юнион корс»?

— На чьей стороне?

— Полиции, — улыбнулся Жан-Луи, пожав плечами. — Большую часть времени.

— Скажи мне вот что. Почему тебе хочется присматривать за таким маленьким отелем, как наш? Не так уж интересно следить, чтобы никто не упер пепельницы.

— Полезные связи, друг мой. Гости — парижане, англичане, немцы, — они останавливаются здесь, нуждаются в охране. Знаете ли, охранный бизнес становится все более жестким. Слишком много электриков берутся за это дело, предлагая низкие расценки. Хорошо, пускай у них будут свои дешевые клиенты — дачники. Я же хочу сливки — порядочных немецких миллионеров с коллекциями произведений искусства и женами, по пути в Горд покупающими к отпуску немного драгоценностей. Где я могу с ними познакомиться? Конечно же не в каком-нибудь борделе в Кавайоне, который называют баром. — Он махнул рукой в сторону здания позади себя. — Вот где я могу с ними познакомиться. К тому же у вас будет гарантированная охрана. Voilà — каждый из нас будет что-то иметь. — Поигрывая висевшим на шее золотым медальоном, он многозначительно посмотрел на Саймона. — Подумайте об этом, друг мой. Предлагаю самые льготные условия.

Жан-Луи потряс руку Саймона и, оставив за собой легкий запах лосьона, помчался воевать с преступностью в другое место. Не из тех, у кого стал бы покупать подержанный автомобиль, подумал Саймон, даже новый сейф. Но может оказаться полезным. Да и Николь он, кажется, нравится.

А в десяти километрах отсюда Николь с Эрнестом любовались оливковым деревом, которому, как их заверили, было не меньше 250 лет и предстояло еще добрых 750 лет жизни. Хозяин клялся в этом памятью своей бабушки. Сам хозяин, морщинистый, как старое оливковое дерево, начал дело сорок лет назад с лавандовой плантации и трудолюбивой жены и теперь был владельцем нескольких акров растительности, деревьев и кустарников, двух домов, небольшого «мерседеса» и четырех телевизоров.

— Comme il est beau,[58] — приговаривал он, поглаживая наросты и складки искривленного ствола. Легкий ветерок шевелил листья, менявшие цвет от зеленого до серебристо-серого. Дерево веками искусно формировалось, срединные ветви удалены, пропуская внутрь солнечный свет и давая просторно разрастаться кроне. Нужно, говорил старик, чтобы между верхними ветками свободно пролетали птицы.

— Какая роскошь, не правда ли? — восхищенно произнес Эрнест. — В самом деле можно пересаживать их в таком возрасте?

Николь перевела вопрос старику. Тот, улыбаясь, нагнулся и стал отгребать вокруг ствола песчаную почву, пока не обнажился край огромной деревянной кадки. Это дерево, сказал он, два года назад привезли из Бом-де-Вениз, здесь посадили в кадку. Оно вполне может перенести небольшое путешествие. Он лично гарантирует его сохранность, при условии — тут он помахал перед ними кривым потемневшим пальцем, — что его правильно сориентируют по сторонам света. Старик указал на зеленую метку на коре. Она должна быть обращена к югу — так стояло дерево с тех пор, когда было не выше былинки. Если это соблюсти, оно тут же приживется на новом месте. Если нет, дерево почти перестанет расти, пока не приспособится к изменившимся условиям. Прежде чем вкладывать деньги в такое дерево, кивая, заметил старик, о подобных вещах следует знать.