Отель «Белый носорог» - [32]

— Пошли, Райдер, пропустим по стаканчику. А потом я покажу тебе, что делать завтра.

Энтон небрежно (однако позаботившись о том, чтобы из кармана не выпал подаренный Стоуном «Дэвид Копперфилд») перебросил куртку через плечо и последовал за первым помощником капитана мимо отеля «Кайзерхоф» и ряда магазинов с белеными стенами и тонкими деревянными колоннами. Владельцы — арабы и индусы — наперебой предлагали прохожим-англичанам медные подносы, отрезы набивного ситца и фигурки из слоновой кости. Шагнув на тротуар, первый помощник капитана провел Энтона через занавес из разноцветных бус в прохладное помещение, куда свет проникал сквозь щели в толстых, оштукатуренных стенах. Там они увидели судового врача: восседая на парчовой подушке, он помешивал пальцем напиток и выражал восхищение серебряными браслетами, которые держала на подносе арабка в чадре.

— Добро пожаловать в бар «Рамси», — приветствовал их доктор, поглаживая ногу женщины; она же не обращала на это ни малейшего внимания.

Они подсели к доктору за низкий медный столик.

— Что здесь подают? — полюбопытствовал Энтон.

— Все, о чем только может мечтать нормальный мужчина. — Врач просунул одну руку между ниспадающими полосками хлопковой ткани, закрывавшими пухлый зад арабки. «Неужели ей это нравится?» — подумал Энтон, имея в виду главным образом то, что палец у доктора — в виски. — Они работают даже во время артиллерийского обстрела. Бывало, только колбасники выйдут и запрут за собой заднюю дверь, как старик Рамси раздвигает бусы и впускает посетителей-англичан. Виски?

— Пиво, пожалуйста. — Энтон вздрогнул, услышав женский смех в соседней комнате.

— Хочешь заглянуть туда?

— Лучше пошли, салажонок, отдохнем перед завтрашней сменой, — вмешался первый помощник капитана, залпом опорожняя свой стакан и поднимаясь из-за стола. — А то этот старый развратник доведет нас до беды.

Офицер подвел Энтона к узкому длинному строению, где располагался товарный склад. Они постучали кулаками в дверь с латунными ручками, и старый араб с седой бородкой клинышком впустил их внутрь. На старике было что-то вроде белого балахона, подпоясанного шелковым кушаком. Держа над головой масляную лампу, он пристально вгляделся в посетителей. Первый помощник капитана представился.

Араб повел их на склад. Когда глаза Энтона привыкли к темноте, он различил несколько вделанных в стены железных колец, с которых свисали ржавые цепи и что-то похожее на кандалы. Многие доставали до пола, но попадались и короткие, легкие — как будто предназначенные для детей. Вдоль стен бежали пустые каменные желоба, как в коровнике.

— Невольники, — с усмешкой объяснил араб. — Черное золото. Но это уже в прошлом. — Он снял с крюка длинный гибкий кнут с острым концом.

— Любимый школьный учитель моего отца, эфенди, вырезал это из хвоста морского дьявола — гигантского ската.

Старик сделал неуловимое движение рукой. В воздух взметнулась пыль. Щелчок кнута показался Энтону оглушительнее выстрела.

— Во времена моего отца, — продолжал сторож, — по этим желобам бежала жидкая каша. Не пропадало ни капли. И ни одно место не пустовало. Их были сотни — каждый в воротнике и браслетах. Бурунди, нгони, даже вагого. Однако потом ваш королевский флот покончил с этой профессией. Весьма печально. Теперь у нас есть только белое золото — слоновая кость, — но даже его не удается вывозить из-за вашей нечестивой войны.

— Завтра удастся, — посулил первый помощник капитана.

Араб поднял лампу. Затрепыхались и разлетелись по дальним углам летучие мыши. Свет лампы заблестел на сложенных рядами бивнях; те, что остались в тени, белели, как привидения. Их было несколько сотен — может быть, даже тысяч. Некоторые были сложены в десять рядов; самые крупные стояли вертикально, составленные громадными пирамидами. И все разные — как люди. Одни — толстые и короткие. Другие — тонкие. Много толстых и длинных, с закругленными или отбитыми кончиками. Попадались с желтыми или коричневыми пятнами, словно зубы курильщика. В конце длинного — не менее сорока ярдов — коридора из слоновой кости Энтон различил верстаки и шлифовальные круги. В деревянных тисках тоже были зажаты бивни, терпеливо ожидающие резца.

Сторож показал им самую роскошную пару — два длинных и толстых бивня. Энтон поставил один вертикально. Нижняя часть — высотой примерно два фута — оказалась светлее и грубее всего остального.

— Это основание — оно находилось в пасти слона, — объяснил араб. Бивень был почти одного с Энтоном роста: шесть футов два дюйма. Старик предложил юноше поднять его.

Энтон поднял — обеими руками. Бивень оказался на удивление тяжелым: где-то около ста семидесяти или ста восьмидесяти фунтов. Энтон провел рукой по гладкой, как жемчуг, поверхности, ощущая кожей каждую крошечную бороздку, каждую зазубринку. Слоновая кость как будто оживала у него под рукой. Энтону стало не по себе, словно он совершает кощунство. Он обратился мыслями к самим слонам. Какие они? Что, если бы все исполинские животные, чьи бивни собраны на этом складе, воскресли и медленно двинулись через джунгли, ломая ветви и фыркая, невозмутимо трубя о своем приближении?