Отель «Белый носорог» - [30]

— Пас, — объявил круглолицый.

Энтон тоже спасовал. Посмотрим, как поступят остальные. Слева от него сидел сверхсрочник с оливковой кожей и узким крючковатым носом; приятели называли его Хукером. Он тоже объявил пас. Сдающий — старший стюард — последовал его примеру и открыл следующую карту.

«Проклятье!»— мысленно выругался Энтон. Никто не хочет играть, а в банке — сущая ерунда. Но если он пойдет по крупной, это насторожит игроков.

Следующей в остатке оказалась шестерка. Энтону это ничего не давало, зато могло усилить руку кого-нибудь из соперников.

Все еще раз дружно спасовали по кругу. Дважды проклятье! Сдающий открыл третью карту из остатка. Дама. Интересно, но без толку — даже несмотря на то, что у него теперь был полный дом, а три четверки бьют двух дам.

Круглолицый добавил соверен. Остальные сделали то же самое. Теперь в банке было уже пять фунтов. Это уже кое-что. Все заплатили за право увидеть еще одну карту.

Это оказалась последняя четверка. У Энтона екнуло сердце. Теперь ему светит набор из четырех карт одного достоинства. Забойная карта! Однако он постарался не показать своей заинтересованности. Круглолицый спасовал. Энтон последовал его примеру, рассчитывая, что следующий игрок поднимет ставку.

Хукер почесал нос и бросил на стол пятифунтовую бумажку. Очевидно, у него тоже сильная рука.

— Смотрю твои пять и добавляю два. — Старший стюард положил в банк семь фунтов.

— Слишком шикарно для меня. — Круглолицый выругался и сложил свои карты.

Старший стюард стрельнул в Энтона пронзительным взглядом воспаленных глаз. Тот без единого звука бросил на центр стола семь фунтов. Хукер добавил еще два — стало двадцать шесть. Что же у них на руках?

— Ставки сделаны. — Старший стюард открыл последнюю карту из остатка. Дама. Вокруг его рта чуть заметно натянулась кожа. В остатке теперь были пятерка, шестерка, четверка и две дамы.

— Моя партия, сопляк! — Старший стюард бросил оценивающий взгляд на кучку денег перед Энтоном. Потом с торжествующим видом отсчитал четыре банкноты по пять фунтов и бросил в центр стола.

В комнате воцарилась мертвая тишина, не нарушаемая даже храпом закемаривших мужчин.

Энтон потеребил свои банкноты. У него осталось около тридцати фунтов. Он наверняка выиграет. Четыре четверки — отличная комбинация. Но он тянул с ответом, изучая руки соперника. Поскольку у него самого одна дама и одна пятерка, у босса не может быть четырех дам или пятерок. И вряд ли у него окажутся четыре карты другого достоинства. Скорее всего, еще одна дама из остатка укрепила позиции старшего стюарда, и теперь он рассчитывает на полный дом с дамами — вместо пятерок или шестерок. Хорошая карта, но у Энтона лучше. А что у Хукера? Может у него быть сильная рука? Что-то он слишком уж безучастно следит за торгом. Энтон заколебался, бессознательно теребя красный дикло.

«Смотри, — внушал Ленарес, — всегда оставляй что-нибудь в лесу или за карточным столом: будет к чему возвращаться».

Пробило шесть склянок. Конец ночной вахты. Четыре часа утра.

— Твоя партия. — Энтон кивнул и, положив свои карты на стол, поднялся.

Старший стюард подался вперед, чтобы сграбастать деньги.

— Минуточку, — устало проронил Хукер, ковыряя в носу.

Старший стюард побагровел, но отдернул руку. Все замерли. Хукер сложил свои карты стопкой вниз лицом и напряженно уставился на старшего стюарда. Потом перевел взгляд на пять карт остатка.

— Смотрю твои. — Хукер отсчитал двадцать фунтов из лежащих перед ним на столе и добавил в банк.

Выражение лица старшего стюарда снова неуловимо изменилось. Он выругался и нехотя открыл свои карты. Две пятерки, тройка, валет и дама пик. Мертвая карта, как говорят цыгане. Энтон порадовался тому, что вышел из игры.

— Полный дом. Дамы перебивают пятерки, — буркнул старший стюард.

Хукер открыл три свои карты: сплошь шестерки.

— Четыре шестерки, — объявил он, потянувшись за шестеркой из остатка. — Недурная карта, скажу я вам.

Действительно недурная, мысленно согласился Энтон и возблагодарил Ленареса за науку.

Итак, у него осталось двадцать пять фунтов — и трудная проблема: как бы смыться на берег? И стать свободным.

Он пошел на правый борт и стоял до тех пор, пока в той стороне, где должна была быть Танганьика, не появилась светлая розовая полоска. С замиранием сердца следя за игрой красок в рассветном небе, Энтон вспомнил другой рассвет — три года назад в Англии.

На нем не было ничего, кроме кепки из твида. Он стоял, дрожа всем телом, у замерзшего края декоративного озерца в Мидленде. Пальцы на ногах закоченели. Щурясь от первых солнечных лучей, он всматривался в голые ветви вязов на островке в центре озера. Гнезда цапель на верхушках деревьев казались огромными черными корзинами. Энтон знал: цапли одними из первых вьют гнезда, и, должно быть, в каждом гнезде уже лежит по нескольку яиц. Он закусил нижнюю губу и шагнул в окутанную туманом воду. Через несколько месяцев — лето, и можно будет разбросать по всему озеру ловушки — маленькие плоты с леской и крючком. А в итоге — свежая щука, запеченная и фаршированная пудингом.

Некоторое время Энтон ступал по дну, а затем бесшумным брассом переправился на остров. Там он вышел из воды и стал карабкаться на дерево. Жалко, что не дуб: они пониже, и больше сучьев — удобнее лазать. Не переставая дрожать, Энтон задрал голову вверх и различил улетающих цапель. Зато в гнезде дожидались четыре крупных голубых яйца. Он положил две штуки в кепку вместе с пригоршней защитных веточек из гнезда. Потом проделал то же самое с другим гнездом. И снова вошел в воду с зажатой в зубах кепкой.