Отель «Белый носорог» - [31]

Он плыл себе спокойно, глядя на туманный берег, и вдруг увидел, как из леса вышел какой-то человек и остановился рядом с его одеждой. Это оказался рыжий паренек его возраста. Он разделся до трусов, сунул одну ногу в воду и присвистнул. Энтон рассмеялся — и еле успел подхватить кепку с яйцами. Парнишка вздрогнул, но тотчас успокоился.

— Ну, ты даешь! — восхищенно воскликнул он. — Ты кто?

— Энтон Райдер.

— А я — Стоун. Четвертый класс, Рагби[3]. А ты где учишься?

Энтон смутился.

— Что, тоже коллекционируешь яйца? Дать одно?

Мальчик оделся и с удовольствием выбрал одно яйцо. Вытащил из кармана рогатку. Потом сел на бревно и заостренным кончиком рогатки проделал на каждом конце яйца аккуратные отверстия. Подул в одно отверстие — из другого потекло содержимое. Облизал губы. Вытер подолом рубашки яйцо и конопатый подбородок.

Следующие пять недель Энтон и Стоун встречались каждое воскресенье. Вместе совершали набеги на гнезда сорок, грачей и дроздов. Ставили капканы и обдирали водяных крыс и куропаток. Складывали пустые яйца в дупло ясеня.

Иногда они рассказывали друг другу о своих приключениях. Стоун охотно делился школьными новостями. Не желая рассказывать о страхе и унижениях кочевой жизни, Энтон переводил разговор на охоту или учил нового друга бросать нож.

— Что вы сейчас проходите? — спросил как-то Стоун, складывая башню из камешков.

— Диккенса.

— Мы тоже. Что тебе больше всего нравится?

— «Дэвид Копперфилд». Но у меня пропала книжка.

Сердце сжалось от боли и злости. Энтон подобрал увесистый булыжник и в сердцах швырнул в воду.

Утром Вербного воскресенья они встретились в последний раз.

— На следующей неделе пасхальные каникулы, — запинаясь, проговорил Стоун. — Не хочешь погостить несколько деньков у меня в Мэнтоне? Будут еще двое из нашего класса.

Энтон был польщен, но, конечно, не мог не понимать, что будет белой вороной. В лесу-то они на равных, но в Мэнтон-холле…

— К сожалению, не смогу. Я должен побыть с родными. (Ах, если бы это было правдой!) После Пасхи увидимся.

— Вряд ли. Я участвую в соревнованиях по крикету. — Стоун достал из кармана книгу и протянул Энтону. — Думаю, это тебе понравится.

Полгода спустя Энтон увидел Стоуна на цыганской лошадиной ярмарке в Нортгемптоне. Тот возмужал и выглядел весьма элегантно в черной визитке и жилете (тогда как на Энтоне были испачканные навозом сапоги). Стоун расхаживал с важным видом, вместе с двумя однокашниками с лихо сдвинутыми набок цилиндрами.

Рядом с Энтоном цыгане-барышники показывали бдительным крестьянам двух гарцевавших кобыл. Каких-нибудь пару недель назад это были измученные клячи с ободранной шкурой и пустыми глазами, выдававшими привычку к тяжкой работе. Зато теперь кобылы лоснились, словно от сытой, довольной жизни. Один цыган, щеголявший в высоких сапогах, плисовом жилете и длинном черном пальто, с небрежным видом потер перед мордой лошади пригоршню камешков-голышей. Глаза животного загорелись. Кобыла дернулась и вскинула голову с живостью годовалого жеребчика. Каждый день этот мошенник трещал у нее перед носом галькой в жестянке, доводя до безумия. Другая кобыла резко всхрапнула и раздула ноздри. Энтон знал: ее свежее дыхание — от розмарина, который ей натолкали в специально просверленные отверстия в зубах. А еще он видел, как барышники натолкали лошадям под хвост имбиря: от этого лошадь рвалась встать на дыбы и гордо задирала хвост.

Он с ужасом думал о том, что будет, если какой-нибудь крестьянин разоблачит цыган на глазах у Стоуна.

Стоун заметил его и принужденно улыбнулся.

— Надо же — Райдер! Как там наша коллекция?

— Кто-то их все разбил. Куница, наверное.

Стоун отвернулся и помахал кому-то в толпе. И ушел, как другие. Для цыган, подумал Энтон, я — гаучо. Для друзей Стоуна — цыган или неотесанная деревенщина. На глазах выступили жгучие слезы унижения.

В Африке все будет по-другому. Но при всем страстном желании начать новую жизнь, Энтон почувствовал спазм в желудке: в зареве рассвета обозначилась Танганьика.

Отчаянно стремясь сойти на берег в Даре и зная, что стюарды уже не так нужны, Энтон сказал первому помощнику капитана, что он опытный портовый рабочий. Помня, что парню не заплатили, помощник не опасался, что он сбежит. А поскольку рука у Энтона была на перевязи, этот доброжелательно настроенный офицер поручил ему руководить одной из разгрузочных бригад, когда судно встанет на якорь.

Вскоре после рассвета «Гарт-касл» пришвартовался возле старого немецкого пирса, на чьей каменной поверхности до сих пор были видны следы от попадания снарядов с британских крейсеров, штурмовавших гарнизон фон Леттова в 1914 году. Энтон увидел узкие рельсы, на которых ждали своего часа легкие подъемные краны. Группки мускулистых африканцев с лоснящейся кожей стояли вокруг, готовые немедленно приняться за работу.

Мгновенно открыли люки; заскрипели лебедки; стрелы корабельных кранов вынесли контейнеры с бензиновыми двигателями и гигантские катушки медного телеграфного кабеля. На причале Энтон расставил по местам дюжину рослых африканцев во главе с десятником — арабом, немного говорившим по-английски. Нужно было рассортировать и уложить груз, пока приемщики подпишут транспортные накладные. Денек выдался жаркий. А в конце рабочего дня первый помощник отозвал Энтона в сторонку.