Отечество, стихи и поэмы - [32]

А я все вижу

Этого коня.

Все вижу я,

Как с кровью пополам —

Не рьяно, а устало, постепенно —

Еще зарей окрашенная пена

В два ручейка

Течет по удилам.

Погасни же, кровавая заря!

Яви прохладу,

Тишину на раны...

Из векового, древнего тумана

Глядит на мир —

ВОСЬМОЕ СЕНТЯБРЯ.

1962–1979

Огонь над Тихим Доном

Поэма

Я славлю рек российских славу,

Величье полноводных рек.

Они озвучены по праву

Твоею славой,

Человек!

Твоею поступью свободной.

Ведь даже Волга

Велика

Не потому, что многоводна,

Что широка

И глубока.

Она красна красой твоею,

Трудом твоим,

Судьбой твоей.

С ней рос Ильич.

И Горький — с нею,

Шаляпин тоже вырос с ней.

Их слава

Стала славой Волги

И с нею на века слилась.

Река ждала их славы долго.

Ждала.

И, к счастью, дождалась...

Когда Нева

В спокойном плеске

Рекой безвестною жила,

Князь Александр был назван Невским,

И слава о Неве

Взошла.

Потом

Царь Петр ее прославил,

Когда на невских берегах

Могучий гордый град поставил

Грядущим ворогам на страх.

Река века ждала «Аврору»

И слова Ленина ждала.

И над Невою белый город —

Как лебединые крыла.

Здесь Ломоносов жил

И Гоголь,

Здесь Пушкин и сейчас живой.

По счастью, их, великих, много,

Кто славу разделил с Невой...

Над бранным полем Куликовым

Звезда победная зажглась.

Со славой Дмитрия Донского

О Доне

Слава разнеслась!

Потом

Был Дон могучий славен

Народной славой Ермака.

Свой гнев

И Разин и Булавин

Ему отдали на века.

А Пугачев?

А храбрый Платов?

Все это Дона сыновья...

Блистала кованым булатом

Реки студеная струя.

Был страшен Дон.

Храпели кони,

И кровью пенился затон...

Но мир узнал

О тихом Доне,

Когда явился «Тихий Дон».

Великий Шолохов явился —

Веков связующая нить —

И славой

С Доном поделился,

Сумев с ним горе разделить...

Как ни красна изба углами —

Красна людьми,

Что в ней живут,

Так реки не красны волнами,

Красны и славны

Именами,

Что их в бессмертие зовут.

* * *

Все в мире с песни начиналось,

Рожденье — песня.

Жизнь сама,

Какой бы горькой ни казалась,

Без песни горше, чем тюрьма.

Без песни

Ни зимы, ни лета,

И звезды на небе но те,

Не те закаты и рассветы

В забытой взором высоте.

А песня жизнь в душе пробудит,

Надеждой одарит сполна,

Свой добрый свет подарит людям

И небо высветлит до дна.

И пусть на свете жить непросто,

Пусть краток человека век,

От колыбели

До погоста

Издревле с песней человек.

От колыбели...

В самом деле:

Глуха февральская пора,

По крышам шастают метели,

И мать

У люльки до утра

Всю ночь поет

О женской доле,

О доле горестной своей

И о жестоком бранном поле,

Что ожидает сыновей.

Когда же сын

Почует силу,

То, жизнь как будто не виня,

Она сама

Посадит сына

На белоногого коня.

Посадит прямо, а не криво —

На радость мужу-казаку.

С улыбкой вроде бы счастливой

Ладонью подопрет щеку.

Раздумья черные отгонит

И все же грустно запоет...

Перед глазами —

Кони, кони

И гривы огненно вразлет.

То молодые

С видом бравым

Спешат сквозь пыльную метель

Туда,

Где ждет их призрак славы

Иль смерть

За тридевять земель.

* * *

Метели

В камышовой крыше

Шумят на разные лады.

И в колыбели дремлет Миша,

Еще не знающий беды.

Не дрогнут сомкнутые веки,

Он спит,

Не ведая о том,

Что в мире есть большие реки,

Что Дон не дремлет подо льдом,

Что в этом мире

Горя много,

Как много света и тепла,

Что позовет его дорога

На столь великие дела.

И мать над люлькой напевает,

В раздумье не скрывает слез.

Каким он вырастет,

Не знает,

Лишь только бы счастливым рос.

Лишь только б жил, беды не зная,

И за добро платил добром.

И песня с первых дней родная,

Как сон, касается крылом.

И станет песенной

Основа

Его души, его любви.

И он высоким, страстным словом

Расскажет всем,

Что мир — в крови.

И жить так людям не годится.

Расскажет всей планете он,

Что кровь людская — не водица,

Что ею переполнен Дон.

Он полной чашей

Выпьет горе

С родной землей, с родной страной,

Лишь только б Мелихов Григорий

Пришел навеки

В дом родной.

Сквозь заблужденья и потери

Пришел калека из калек.

А шар земной сумел поверить,

Что в нем остался

Человек...

Да, в человека верить надо,

Плоды безверия страшны.

ЧтО Дантов ад,

Коль круги ада

И на земле нам суждены.

Пусть суждены!

Была б родная

Земля

И реки и моря.

А за морями — там иная,

И хорошо, что не твоя.

* * *

Он стал писателем не сразу.

Винтовку

Родина дала

Ему задолго до рассказов,

Где правда века ожила.

Он был солдатом продотряда,

Когда стране был нужен хлеб.

В пятнадцать лет

Со смертью рядом

Степями шел.

В пятнадцать лет,

Не радуя врагов слезами, —

Все это было так давно! —

Глядел

Открытыми глазами

В размытые глаза Махно.

Его случайно

Не убили

И до смерти не засекли. —

И злобою не ослепили,

И вырвать веру

Не смогли.

Земля

С рождения вселила

В него всю силу доброты.

Земля всем сердцем говорила,

Что злоба

Горше слепоты.

И, переплыв стремнины горя,

Он в правду верить не устал.

Он, сам с собой порою споря,

От сердца злобу отметал...

С родной женою

Всюду вместе.

Деля с иен радость и тоску,

Работал

Грузчиком на Пресне,

Мостил булыжником Москву

Любой работой не гнушался,

Чтоб по ночам

Писать о том,

Как старый мир за жизнь держался,

Как новый возникал при том.

Так правота «Донских рассказов»

Народной стала правотой,

Всех покорив

Навеки,

Сразу

Своей жестокой простотой.

С ним люди правдою делились,

И правде собственной

Потом

Они как чуду удивились,

Когда явился «Тихий Дон».

В нем увидали коммунисты

Себя как бы со стороны

И путь

Нелегкий и кремнистый