Отечественная война 1812 года глазами современников - [66]

На другой день погода опять стала отличная, и мы прогуливались; мы стояли у ворот вместе с падчерицей моей, Леонтиной, господином Дамон<ом> и двумя лейтенантами, как в некотором от нас расстоянии появился мужик в сопровождении нескольких солдат, направлявшихся к нам. Мужик был очень бледен, и на глазах его блистали слезы, он держал в руках печатный лист бумаги, весь запятнанный кровью. Так как он желал переговорить с генералом, то я сообщил ему посредством Леонтины, что здесь живет только полковник. «Все равно», — отвечал он, и его тотчас же привели к нему.

Он стал описывать свое несчастье (конечно, по-русски), и полковник, не понимая ни слова, попросил Леонтину служить им толмачом. Бедный крестьянин рассказал, что в деревне получены были прокламации на русском языке, в которых крестьян приглашали доставить на московский рынок всевозможных съестных припасов с формальным обещанием, что им будет все сполна и хорошо заплачено и что лицам, которые привезут их, будет оказано снисхождение и покровительство; полагаясь на эти обещания, он и брат снарядили три телеги припасами и отправились из деревни в Москву, но при въезде в город военные напали на их обоз и все у них разграбили. «Брат мой кинулся защищать нашу собственность, и его, несчастного, убили». При этих словах мужик показал полковнику прокламацию, всю еще облитую кровью его бедного брата, и просил назначить суд.

Полковник страшно был взволнован этим преступлением, велел передать мужику, что, если виновные окажутся из его полка, он учинит им полный и правый суд; он дал ему денег, но брата его ничем не мог вернуть. Конечно, слухи об этом происшествии распространились по всем окрестным от Москвы селениям, и после такого случая никто более не решался везти в Москву припасы.

Господин Дамон, в страшном беспокойстве касательно судьбы своих золотых, зарытых в саду моего погорелого дома, умолял меня идти с ним вместе отрывать их; это было настоящее гонение. Кончилось тем, что я согласился и попросил полковника дать нам двух солдат, чтобы охранять входы в сад во время наших занятий. Но тот же господин Дамон показал нам неприятный образчик своего недоверчивого и подозрительного характера. Мы стояли с ним у окна, из которого прямо виден был вход во двор. Не видя господина Ториака, он спросил, куда он пошел. Я отвечал, что не знаю. Шел дождь, и господин Дамон заметил мне, что очень странно, что господин Ториак вышел из дому в такую погоду. «Положа руку на сердце, — говорил он мне, — верите ли вы в его честность?» — «Что за вопрос, господин Дамон, господин Ториак был всегда известен как честнейший человек, и я не понимаю, что за мысли вам взбрели в голову». Вдруг господин Ториак вошел во двор и подошел к нам. Господин Дамон толкнул меня локтем и с взволнованным лицом указал мне пальцем на Ториака. Не понимая ничего в этой пантомиме, я спросил объяснения ее. «Так вы ничего не заметили?» — «Да чего же?» — «К его шляпе пристали листья!» — «Ну, что ж это значит?» — «Он был в саду!» — «А далее?» — «Его шляпа, верно, задела за ветку во время его занятия», — при этом господин Дамон глубоко вздохнул, поправил на носу очки и ушел.

На другой день мы отправились в свою экспедицию, Ториак, Дамон, я и двое солдат, которых нам дал полковник Сикар. Придя в сад, я поставил сторожей на их места, и каждый из нас пошел в свою сторону. Господин Ториак и я немедленно нашли наши вещи. Не видя господина Дамона, мы пошли к нему навстречу и нашли его чертящим линии вправо и влево по воздуху указательным пальцем. Была минута, что мы подумали, что он совсем спятил с ума. «Что ж, — спросил я его, — нашли вы ваши вещи?» — «Нет, я еще ищу». — «Вы должны приблизительно помнить местность». — «Это тут… нет, там… по этому направлению». Мне бросился в глаза нож, воткнутый в землю у куста. «Это что ж?» — спросил я. «Это для того, чтоб запомнить место». — «Скажите вернее, чтоб легче выдать свой секрет. Где же нужно искать?» — «Вот здесь; я вырезал кусок дерна, выкопал ямку и зарыл свой пояс с дукатами, потом сверху опять прикрыл тем же дерном». Мы осмотрели указанное им место, но не нашли никакого следа.

Тогда я достал у садовника лопату, и так как я был моложе из троих нас, принялся копать в пространстве квадратной сажени, но поиски были тщетны. При каждом бесплодном ударе лопаты о землю Дамон в томительном ожидании восклицал: «Ах, господин Ториак! Господин Ториак! Тут было все мое состояние!» (он лгал, потому что обладал многими другими капиталами). По тону его голоса, по выражению его слов ясно было, что он подозревал господина Ториака в похищении его золотых. Последний, вне себя от гнева, взял заступ и сказал: «Милостивый государь! Мы не выйдем отсюда, не найдя ваших денег!» И он с лихорадочной деятельностью начал рыть землю: через две или три минуты на поверхности показался пояс, извиваясь, как змея. Господин Дамон с радостным криком кинулся на свое золото. Но взбешенный господин Ториак с пеною у рта поднял уже заступ, чтоб отвесить им удар по голове старого скряги. Я вступился за него и старался успокоить его, потом, обратившись к Дамону, посоветовал ему просить у Ториака прощения за его оскорбительные подозрения, что он исполнил на коленях. Неприятность этой сцены была усугублена тем, что дождь лил как из ведра и мы промокли до костей…