Отечественная война 1812 года глазами современников - [31]

Был уже 11-й час утра, и я оставался один артиллерийский офицер на уцелевшем третьем русском укреплении. Находившийся вместе со мною артиллерии подпоручик Фомин был убит почти при начале сражения. Более половины прислуги уже не состояло налицо, но пальба из наших орудий не ослабевала. В это самое время появился у батареи генерал Багратион. Как теперь вижу его на коне, с шляпою на голове, из-под которой выказывался белый ночной колпак. Резкие черты лица его делались еще более выразительными в минуту опасностей. Глаза сияли, между тем как все лицо вытягивалось, исполненное отважного спокойствия. Тогда наступил тот грозный час сражения, когда бой перед деревней Семеновской кипел с силою необычайной. Князь Багратион подъехал к нашему реданту и, заметив, что на нем было всего пять пушек и что мы несколько долго целили, не желая выпустить даром ни одного ядра, обратился к нам и сказал: «Господа артиллеристы, вы должны заменить скоростью выстрелов недостаток ваш в числе орудий». Потом он быстро повернул свою лошадь и едва исчез в дыму, как разнеслась роковая весть о смертельной его ране.

Что последовало после, описать трудно. Сражение около нас превратилось в обширную свалку, где конные и пешие резались и кололись под громом нескольких сот орудий, дышавших огнем и опустошением. Картечь клала наповал передовые ряды французов, но новые ряды штыков вырастали на трупах, которые стойко, упорно подвигались вперед. Наконец дошла очередь и до реданта, защищаемого с шести часов утра. Судьба вверила его мне, — и я обязан отдать отчет моим соотечественникам. Скажу по совести, чистой совести русского солдата, что только тогда, как истощились почти все мои заряды, когда французы по грядам тел подступали слева от захваченных уже других редантов к самому укреплению, — я только в ту минуту дал приказание свозить пушки. Русские пушкари, верные своему долгу, умирали при орудиях, но не отдавали их. Упорно отбивались они банниками, и четыре орудия с третьего реданта были не только вывезены в целости, но еще вместе с ними захвачены в плен двое французских стрелков. Оставалось последнее пятое орудие, и оно было задержано по тесноте выхода у траверса. Видя, что спасение его становилось невозможным, потому что французы уже вломились в окоп, я велел отрубить отвоз, — и орудие покатилось в ров.

Вот, милостивые государи, что происходило на третьем реданте у деревни Семеновской 26 августа 1812 года. Я желал передать эту подробность на суд военных читателей в дополнение к статье, помещенной в «С.-Петербургских ведомостях» и в которой, между прочим, ошибочно сказано, что князь Багратион был ранен в 4-м часу. Смею утвердить, что если бы столь важная для армии потеря, равно как и других наших славных генералов, последовала позже того часа, которому я был очевидцем, то, без сомнения, наше левое крыло не было бы так скоро приведено в расстройство.

Русский по душе и по сердцу, я надеюсь, что русские военные историки не побранят за живое воспоминание о событии давно минувшем, но еще свежем в памяти старого бородинского артиллериста.

Генерал-майор Д*******

Принимая этот рассказ с тою степенью достоверности и уважения, которые внушает нам лицо, его писавшее, мы не можем не согласиться, что он проясняет некоторые важные черты упорной битвы за реданты Семеновские, описанной во многих сочинениях различно. Главные военные историки наши, Бутурлин и Михайловский-Данилевский, не определяя в точности по часам все переходы и оттенки великой битвы, говорят, что до той минуты, когда был ранен князь Багратион, французы успели овладеть укреплениями у Семеновской, но подоспел Коновницын и не дал французам утвердиться. Но все ли три укрепления были в это время во власти французов или только два из них — не объяснено. Господин <Ф. Н.>Глинка в «Очерках Бородинского сражения» хотя и говорит, что около 10 часов утра все три реданта при Семеновском схвачены так быстро, что русские не успели свезти с них пушек, но этого нельзя почесть справедливым, потому что в тех же «Очерках Бородинского сражения» господин Глинка, ссылаясь на предания самих французов, на странице 80-й присовокупляет: «К исходу боя между маршалами и князем Багратионом прибыла свежая дивизия Фрияна, которую жестоко поздравили дождем и градом пуль и картечь с третьего реданта, еще уцелевшего за русскими». Следовательно, это укрепление было действительно за нами в то время, как два ближайшие к лесу были не раз французами захвачены и вновь отбиты у них. Это описание, заимствованное из 18-го бюллетеня самого Наполеона, вполне подтверждает сообщаемый нами рассказ генерал-майора Д******* _и приносит ему тем более чести, что сами французы высказали истину, которую сообщает нам очевидец. И как не поверить вполне словам того, кто сам грудью отстаивал каждый шаг земли на Бородинском поле и живым языком передает нам теперь это заветное событие?

Другое обстоятельство, на которое в рассказе генерал-майора Д******* должно обратить внимание, относится до рокового часа смертельной раны князя Багратиона. Мы сказали уже выше, что военно-исторические авторитеты наши, описывая битву Бородинскую, умалчивают о времени, которое разделяло все движения, атаки, отпоры и напоры войск в неслыханной пятнадцатичасовой борьбе двадцати народов с стодвадцатитысячной русскою армией. Первое достоинство историка — истина, а потому кто осмелится и обвинять их? Рассказать верно и в точности по часам все события Бородинского сражения, конечно, невозможно. Это сделано, однако же, господином Глинкою, сверившим отечественные материалы с лучшими иностранными сочинениями, и впоследствии господином Полевым, в его книжке о том же предмете