Отец убийцы - [4]

Рекс отвлек его от воспоминаний о друзьях его родителей, чете Пошенридер, живших в мрачной фешенебельной квартире на Софиенштрассе, — приходилось часто навещать их по воскресеньям после обеда, даже в хорошую погоду; Франц отметил про себя, что Рекс на Шрётера не обращал никакого внимания, вообще не замечал ученика у доски, предупредительно, но без раболепства ожидавшего пожеланий, какие выскажет высокий гость, — более того, он продолжал свою критику общеупотребительных в преподавании правил произношения, делая вид, будто он все еще погружен в учебник грамматики и говорит сам с собой.

— «Музыкальный акцент! — процитировал он, с явным усилием подавляя язвительный смех. — Слог, на который падает ударение, отличается от безударного слога большей высотой звука».

Внезапно он повернулся к классу.

— Только не верьте всему, что здесь написано! — воскликнул он, решительно ткнув правым указательным пальцем в книгу, которую все еще держал в поднятой левой руке. — По крайней мере не безоглядно! — Он сделал паузу, прежде чем продолжать. — Да, если бы грекам уже был известен граммофон…

Он снова задумался, затем, обратившись к Кандльбиндеру, многозначительно сказал:

— Пластинка с голосом Сократа-о большем и мечтать нельзя. Вы согласны, господин доктор?

Штудиенрат не мог придумать подходящих слов, он лишь кивнул — ревностно, как и в ответ на все, что произносил Рекс, — вероятно, он ждал только возможности продолжить наконец демонстрацию знаний Шрётера.

Ошибался Франц или Рекс и впрямь не проявлял интереса к Шрётеру? Не только интереса, но и симпатии, кажется даже, что Шрётер ему не очень нравится, думал Франц, да нет, наверно, мне это просто чудится, с чего бы ему иметь что-нибудь против Шрётера, во всяком случае, он нисколечко не повернулся к Шрётеру, который только что повернулся к нему. Хочет он лишь положить конец демонстрированию лучшего ученика или же Шрётер ему не по душе? По крайней мере дружелюбного слова он мог бы его удостоить! Но оно не сошло с губ Рекса, и темноволосый, крепко сбитый, вежливый юноша тотчас положил мел, который все еще держал в руке, на бортик внизу доски и направился на свое место, услышав, как Рекс, осматриваясь вокруг, сказал:

— Теперь я хотел бы послушать еще кого-нибудь из ваших учеников, господин доктор.

Тон его уже не был приветливым. Отец школы, благосклонно заглянувший в один из своих классов, — с этим было полностью покончено; там наверху, за кафедрой, словно в засаде, сидел теперь охотник, явившийся на урок, как на охоту, толстый, неприятный, из породы жирных владельцев охотничьих угодий и метких стрелков. Тридцать учеников младшего отделения пятого класса, сидящие внизу в три ряда, по двое на скамье — последние ряды парт пустовали, — сжались. Меня Кандльбиндер не вызовет, подумал Франц, не отдавая себе отчета, откуда, собственно, взялась у него эта уверенность, что его имя не будет названо на этом уроке. Конечно, Конрада, подумал он с облегчением, когда обернулся, чтобы увидеть, на кого классный наставник указывает, он вызывает одного за другим лучших учеников, никакой опасности, что очередь дойдет до меня, и он смотрел, как с последней парты правого ряда вскочил тот, кому Кандльбиндер сказал: «Пойди-ка сюда!» Франц задался вопросом, заметил ли Рекс, что Кандльбиндер не назвал этого ученика по фамилии.

Сама манера, в какой тот поднялся — быстро, но без рвения, нарочито вскинув верхнюю часть туловища и тем самым придав всему движению комический характер, — давала классу надежду, что предстоит потеха, и ждать ее пришлось недолго, ибо не по возрасту долговязый, неуклюжий парень, нагловато скособочась, пробирался между рядами парт к доске и подмосткам кафедры и, явно решив позабавиться, повторял:

— С большим удовольствием, господин доктор Кандльбиндер!

Это была типичная для Конрада Грайфа дерзость: в подражание Рексу назвать своего классного наставника только что услышанным титулом и по фамилии, да и вообще, вместо того чтобы молча выполнить приказание, ответить на него этим тщательно продуманным и произносимым с карикатурной вежливостью «с большим удовольствием». Гимназисты скалили зубы.

Один-ноль в пользу Конрада, думал Франц, вот что получил Кандльбиндер, вызвав Конрада только потому, что тот в греческом едва ли не сильнее, чем Вернер Шрётер. Кандльбиндер простак, он, наверно, вообразил, что Конрад воздержится, раз Рекс инспектирует класс, но тут он просчитался — именно потому, что здесь Рекс, Конрад и дал себе волю, как шесть недель назад, когда Кандльбиндер его впервые вызвал. «Грайф», — сказал он тогда, ничего не подозревая, и Конрад встал, но не насмешливо, как сегодня, а надменно, холодно и бесстыдно сказал: «Фон Грайф, с вашего разрешения!» Кандльбиндер был вне себя, он побледнел как полотно, потом сказал: «Это неслыханно…», выскочил из класса и только спустя долгое время вернулся; с тех пор он редко вызывал Конрада, хотя тот все время поднимал руку и все задания по греческому выполнял на пять или пять-четыре, и никогда больше Кандльбиндер не называл его по фамилии. Так Конрад поставил его на место, но зачем это ему, собственно, ведь от нас же он не требует, чтобы мы называли его