Отец - [2]

«Неужели всерьез зашалило? — испуганно подумал Александр Николаевич. — Этак-то скоро и в самом деле запою: „Не в силах я вахту стоять…“ Пойду к врачам, и пусть на какой-нибудь курорт в ремонт капитальный поставит…» Он заставил себя подняться и продолжал заниматься обычными делами, стараясь ни о чем другом не думать, кроме своих станков, которые должны безостановочно давать миллионы и миллионы стальных блестящих шариков. Да только эти шарики сегодня не радовали глаз старого наладчика своей ртутной чистотой. Он их даже не видел. Уж очень часто он встречал взгляды своих работниц, в которых так и читалась тревога за него и сочувствие. А на лице Моти Корчагиной, работавшей у полировочных барабанов, он прочел даже приговор себе. Эта работница, занятая чуть ли не самым грязным и тяжелым трудом в цехе, лучше всех поняла, что долголетней работе старого наладчика наступает конец. «Эх, Матрена Кузьминична, меня, старика, жалеешь, да о себе тоже подумай. Бойцом тоже живешь, трудовым бойцом, бабонька. Детишек растишь своим трудом. А я вот уже вырастил. Придет время, и ты вырастишь». И мысли Александра Николаевича опять вернулись к телеграмме сына.

Неужели Дмитрий в зрелые годы дошел умом, что дальше жить так с родителями нельзя? Если так, Митька молодец. А как его встретить, как простить обиду, как сделать, что вроде ее и не было?

А разве не могло быть, что Дмитрий ушел с флотской службы? Вполне могло. Митька-то, он тоже в годах, всю войну прошел с подвигами, и со здоровьем у него неважно, вот и увольняют его на пенсию. Думал, небось, поселиться в Москве-столице, да не заладилось: зацепки нет. Ну и решил податься поближе к родителям. Вот и дал телеграмму.

И уже перед концом смены новое тревожное предположение пришло старику в голову: может, Дмитрий уже неспособен расти и двигаться по службе, а поэтому его уволили раньше срока?

II

К приходу Александра Николаевича с работы все вещи в обеих комнатах заняли свои места; в квартире стало светлей и даже будто прибавилось воздуха — это, наверное, оттого, что пахло вымороженным бельем.

— Ужинать будешь или Митю дождешься?.. — спросила Варвара Константиновна мужа. — Да, вот еще: Артем приехал, с Алешей за Танечкой пошел. Давно ушли, должно, гуляют.

Артем Поройков работал механиком в заволжском совхозе и в семье бывал наездами. Его жена Вика, технолог одного из цехов подшипникового завода, часто задерживалась на работе, и Алеша, сын Марины, по вечерам ходил в детский сад за двоюродной сестренкой.

Александр Николаевич убежденно считал, что в каждой настоящей семье постоянно должны быть малыши. Он любил своих внуков и, как он говорил, грелся около них.

— Ладно. Подожду, — сказал он и подумал, что сегодня привычного вечернего отдыха не будет.

Вся квартира с ее намытыми, крашенными светло-желтой краской полами, со всеми выстиранными занавесками и вышивками застыла в ожидании праздничного торжества, которому она должна была жертвенно служить в этот вечер. И некуда прилечь и нельзя заняться каким-либо хозяйственным делом, побриться и то негде. Ничего нельзя сейчас сделать без того, чтобы не нарушить этой парадной готовности.

Старый Поройков сел к раздвинутому во всю длину столу.

«А ведь мать и гостей, чего доброго, назвала». Кто-то вот-вот придет первым, церемонно поздоровается, сядет на стул у стены и замолчит. Он будет попросту томиться, за ним еще придут скучные гости, и вместе с ними придется томиться Александру Николаевичу. Заявятся с гулянья внучата и затихнут где-нибудь в уголке. А Варвара Константиновна начнет ахать и извиняться, что не успела управиться; вместе с Мариной примется расставлять на столе собранную по соседям посуду, таскать пироги, блюда с колбасой, винегретом и селедкой… И так до тех пор, пока, наконец, все тесно не рассядутся вокруг стола, пока не выпьют по рюмке-другой. А потом на весь вечер завяжется бестолковый разговор, в котором всяк будет твердить свое. И в конце концов от всей этой затеи останутся пустые бутылки, груды недоеденных закусок и застоявшийся запах табачного дыма…

Недолюбливал Александр Николаевич эти пиры и мирился с ними только потому, что так было заведено у всех, и потому, что Варвара Константиновна считала своим долгом хоть раз в год показать людям, что и Поройковы «не хуже всех». «Старая ведь, пусть потешится еще немного, а потом ей не до того будет», — так считал он.

Вошла Марина и принялась подтирать на желтом полу мокрые и грязные следы от чесанок. Александр Николаевич стыдливо крякнул и поджал ноги под стул.

— И чего вылизываете? Сколько ног еще сегодня вашу чистоту топтать будут.

Марина выпрямилась, улыбнулась, глядя на свекра круглыми глазами. Улыбка ее как бы говорила: извините, папаша, но уж позвольте нам, женщинам, знать наше дело.

Марина была вдовой погибшего в войну сына Поройковых Михаила. Родители ее умерли от холеры во время голода в Поволжье в 1922 году. Девочку бережно приняла на свои руки молодая Советская власть. Росла Марина в детских домах, а как выросла, пришла работать на 1-й Московский подшипниковый завод. Там и встретилась она с Михаилом Поройковым, вышла за него замуж. Счастливое замужество Марины длилось недолго. В 1941 году Поройковы эвакуировались на Волгу, где только что вступил в строй новый завод подшипников, а в начале 1943 года Михаил ушел на войну. Через полгода семья получила похоронную. Марина к этому времени родила Алешу.