Отец - [18]

— Хорошо поребячиться? — сказал Дмитрий, поднимаясь и помогая встать Жене.

— Очень! — Лицо Жени на миг оказалось близко к его лицу, и он даже в сумерках заметил веселый блеск ее глаз.

— А вот мы с матерью друг дружку держим, оттого и не падаем, — пошутил Александр Николаевич, проводя под руку Варвару Константиновну мимо Жени и Дмитрия.

Тропа некоторое время вела берегом журчащего под снегом и местами черневшего небольшими полыньями ручья. По заснеженным, скрипящим мосткам перешли ручей и стали карабкаться в гору. Женя подбежала к старикам и подхватила под руку Варвару Константиновну. Александр Николаевич поотстал от них, но, когда Дмитрий Александрович догнал его, самолюбивый старик, хотя тяжело и шумно дышал, прибавил шагу. Однако подъем оказался коротким: вход в огороженный высокими столбами с колючей проволокой сад был в его ближнем углу. У поваленных ворот стоял деревянный домик сторожа, окруженный сугробами. Откуда-то из-за сугробов лениво протявкала собачонка.

Тропинка от домика привела к колодцу. Тут на небольшой полянке уже стоял Анатолий.

— Кто без валенок, тому дальше ходу нет, — сказал он.

— И не надо. И здесь славно, — ответила Женя. — Посидим!

Расселись кто где. Детишки — на салазках, Вика и Марина — прямо на плотный снежный вал около колодца, Анатолий на тот же вал положил свои лыжи и усадил на них отца и мать, Дмитрий сел на крышку колодезного сруба. А Женя пробралась по глубокому снегу к ближнему дереву и встала, прислонившись к нему.

— Помолчите… слушайте тишину, — приказала она.

Неподвижные ветви покрывал свежий снег; огни двух поселков, теперь одинаково видимые на верхах склонов оврага, уже не были алмазного блеска, а стали гуще цветом, теплей.

— Артема нет. Уж он тишину слушать не стал бы, — нарушив молчание, сказала Вика. — Уж обязательно бы всех извалял в снегу.

— Уймись, — остановила ее Марина.

— Оказывается, наш сад зимой так же хорош, как и весной в цвету, — громко сказала Женя. — Да он и сейчас весь как в белом цвету. — Она пропахала ногами в сугробе борозду и, выйдя на наледь у колодца, попрыгала, отряхивая валенки. — Дмитрий Александрович! Это наш заводской сад… Наших рабочих. Он был старый, запущенный, а теперь поделен на участки. И тут растет все, вплоть до винограда.

— А у вас, папа, тоже есть участок? — спросил Дмитрий.

— Есть, — откликнулась Варвара Константиновна. — Да не доходят руки, как у молодых хозяев.

— А тебе тоже виноградник хочется? — спросил Александр Николаевич.

— Где уж там… Крыжовник прошлым годом у нас какая-то американская роса вроде плесени попортила, — пожаловалась Варвара Константиновна. — Другие в своих садах уберегли.

— Смотрите на звезды! Вон Полярная. А это Малая Медведица, — сказала Женя, садясь на сугроб рядом с Викой и Мариной. — Еще я знаю Большую Медведицу. Дмитрий Александрович, вы моряк, покажите нам другие звезды… созвездия.

— С удовольствием. Да вот беда: нету у нас звездного глобуса, а в таком случае и капитан первого ранга заблудиться может. Кассиопею мы еще найдем: вон она, раскоряка, как буква дубль-ве. Вон та, самая яркая, звезда — вам плохо из-за деревьев видно — Сириус. А повыше — созвездие Ориона.

— Какие загадочные названия: Орион, Сириус, Андромеда. А есть такое созвездие: Волосы Венеры? — допытывалась Женя.

— Есть. Только не Венеры, а Вероники.

— Манит она человека, эта вселенная. — Александр Николаевич тоже поднял лицо к ночному небу. — Бывало, стоишь на вахте, смотришь на звезды и сам своих мыслей не поймешь — такие они неясные и обширные, даже бесконечные.

— Никак не представлю себе ни вечности, ни бесконечности, — быстро заговорил Анатолий, пристроившийся рядом со старшим братом на крышке сруба. — Как же это так: ни конца, ни краю, и вечно было, и вечно будет? Даже страшно. Вы Андромеду вспомнили; в ее созвездии есть Большая Туманность, все время считали, что это газовое облако, а оказывается, это гигантская галактика. Теперь ученые насчитывают больше двух миллионов галактик, это только которые удалось рассмотреть… Ученые теперь изучили вселенную, знаете, на каком расстоянии? Если от нас считать, то в поперечнике в два с половиной миллиарда световых лет! Как это себе представить?

— Не стремись объять необъятное, — назидательно сказала Женя. — Еще Козьма Прутков завещал это десятиклассникам.

— Знаю, — рассердился Анатолий. — Необъятное объять стремиться не надо, если сил нет. А вот Джордано Бруно поднялся до понимания, что наша Земля — мельчайшая пылинка во вселенной и что на бесконечном множестве небесных тел живут мыслящие существа. А теперь наука идет к тому, что человек получит возможность путешествовать по вселенной.

— Постой-ка, — остановил сына Александр Николаевич. — А почему это к нам никто не жалует с других планет, на которых проживают эти мыслящие существа? Небось, и постарше нашего есть народы на других планетах, и науки у них выше. Объяснишь ты мне это?

— Так ведь это, может, к другим галактикам относится… А наша галактика — тоже мельчайшая пылинка. А если у нас до сих пор из других миров гостей не было, это значит, что близко к нам и во вселенной нет таких мыслящих существ, чтобы умней нас были. Мы, земные жители, первые к ним полетим, а из земных жителей первыми будем мы, советские люди.