Отец смотрит на запад - [28]

Сначала им было хорошо втроем. От внешнего мира их защищал высокий забор. Старушка присматривала за коляской, в которой под ее колыбельное нытье сопел малыш. Айнагуль занималась домашними делами да бегала в магазин или на почту за пенсией.

Потом бабушка слегла и угодила в больницу. Айнагуль не хотела показываться с малышом на людях и перестала ходить за покупками. Ей хватало припасов из погреба да молока соседской коровы. Вот и сейчас, когда сын наконец уснул, она переложила его в коляску и тихонько вышла из дома. На улице было свежо.

«Только бы не проснулся, пока я хожу!» – мысленно взмолилась Айнагуль.

Быстрым шагом до соседки идти было ровно шесть минут. Вдруг краем глаза она заметила, как незнакомая машина, стоящая поодаль, поехала с места. Услышала звук ползущих за ней по пятам колес, треск гравия под шинами, но не придала значения. До дома Сагнайки оставалось всего ничего, когда ей на голову накинули мешок и, скрутив запястья, больно стянули руки чем-то жестким.

Запахло перегаром и парами бензина.

– Что происходит? – закричала Айнагуль. – Отпустите меня.

– Не рыпайся, а то рот заткнем! – прошипел мужской голос.

– Тише-тише, я женюсь на тебе, – спокойно сказал другой голос, молодой и приятный.

– У меня ребенок есть! – крикнула Айнагуль и тут же добавила: – И муж!

– Ага, ты сейчас что угодно выдумаешь! – сказал приятный голос, надавил на затылок, заставив наклониться, и, толкнув в машину, уселся рядом. – Гони, гони!

Автомобиль набирал скорость. Айнагуль сжала длинный ключ от двери дома и со всей силы ударила похитителя, который сидел рядом. Парень по-девчачьи взвизгнул, выхватил ключ и врезал ей кулаком в бок. Айнагуль заскулила.

– У меня малыш дома один! Ему полгода даже нет. Я клянусь! Пожалуйста, отпустите меня, – умоляла Айнагуль и задыхалась от боли и вони старого мешка. – Я никому ничего не скажу. Только отпустите к сыну.

– Да не твой же ребенок, зачем обманывать? – спросил грубый голос со стороны водительского кресла.

– Мой! Клянусь!

– И про мужа тоже клянешься? – спросил голос рядом, который обещал жениться.

– Мужа нет, но ребенок правда мой. Он грудной один дома, пожалуйста, отпустите меня. Я бегала за молоком.

– Ну, ну! – Голос хихикнул. Мужчина рядом больно ущипнул за грудь.

– Может, она и тебе выделит молочка? – послышалось с водительского кресла.

Айнагуль сделала глубокий вдох и закричала изо всех сил. Ее тут же перебила музыка из динамиков. Она бессильно замолчала и скривила рот в плаче, но слез не было, будто они закончились бессонной ночью вместе с молоком. Вдруг ей в ухо, перебивая казахскую попсу из колонок, запел тоненький мальчишеский голос. От неожиданности Айнагуль дернулась и ударилась головой об стекло.

– У айналлаин Айнагуль дома спит сыно-о-ок! – Голос доносился не из колонок, а как будто отовсюду.

– Твою ж! Тулин, что за хрень? – спросил водитель и, выключив магнитолу, остановил машину.

– Тулин! Вы – Тулин? Пожалуйста! Отпустите меня. – Айнагуль вертела головой из стороны в сторону, не понимая, кто с ней говорит и кто поет.

– Ну, молодец! Еще мою фамилию давай скажи! – буркнул Тулин и, с шумом приоткрыв дверь, в которую врывалось мычание коров, смачно плюнул.

– А ты что хотел, до свадьбы не знакомиться?

– Да! – зло фыркнул Тулин и, еще раз сплюнув, хлопнул дверью. – На фига ты тормознул?

– А ты не слышал его?

– У айналлаин Айнагуль дома спит сыно-о-ок! – еще громче запел мальчишеский голосок.

– Да слышал, конечно, – как будто пристыженно ответил Тулин.

– И что делать? – не унимался водитель.

– Да уже почти приехали же. Мать спрошу.

– Пожалуйста, пожалуйста, – причитала Айнагуль. – Отпустите к сыну! Почему я? Я даже не девственница!

– Да мне плевать, целка ты или нет. В конце концов, не в каменном веке живем. А сын? Сегодня есть, завтра нет.

Айнагуль кинулась на Тулина в надежде вцепиться в него хотя бы зубами через вонючую мешковину.

– Давай так, сиди и не рыпайся, сейчас решим, что делать. О'кей? – спросил Тулин, по-хозяйски схватив ее за горло. – Если у тебя и правда есть сын, ничего с ним не случится за пару часов.

Айнагуль затошнило, как в тот день, когда отец за шкирку тащил ее делать аборт. Кивнула головой-мешком и стала молиться за сына.

Первое, что увидела Айнагуль, когда с головы сдернули ткань, – строгое смуглое лицо Аманбеке. В отвисших мочках отливали серебром крупные серьги-полумесяцы. Они касались засаленного воротника халата и звенели в такт ее скрипучему голосу.

– Ты что наделал? – спросила Аманбеке и провела указательным пальцем по своей блестящей от пота щеке, будто размазывая слезу.

– Мам, это Айнагуль. Моя невеста, – послышался из-за спины голос Тулина, который в присутствии матери стал более приятным.

– Отпустите меня, пожалуйста! – Айнагуль упала в ноги Аманбеке. – У меня дома грудной малыш, совсем один.

Аманбеке подняла взгляд на сына и раздула маленькие ноздри приплюснутого носа – так она обычно высказывала недовольство.

– Да не, мам, врет она. – Тулин сжал плечо Айнагуль. – Мое слово – закон. Ты должна слушаться.

Айнагуль дернулась от прикосновения и обернулась. Приятный молодой голос Тулина плохо вязался с этим крупным приземистым мужиком, похожим на небольшого медведя.