Отец наших отцов - [12]

Вокруг уже собрались шакалы, грифы и вороны. Самые нетерпеливые стервятники не могут сдержаться и поторапливают стаю, чтобы она уступила им место. Один шакал осмелился даже подойти вплотную и слегка укусить ребенка. Первая самка вожака бьет его по морде. Шакал не отходит и показывает клыки. Распространенная в этом мире проблема: никто не хочет знать свое место, и необходимо постоянно демонстрировать свое превосходство, чтобы тебя уважали. Побежденные животные снова и снова забывают о поражении и при каждой новой встрече опять хотят померяться силами. Первая самка вожака бросает камень и попадает шакалу в бок. Тот наконец отступает.

Ну а мухи разрешения не ждут. Они облепили мясо и оглушительно гудят.

Покопавшись во внутренностях, ребенок находит печень. Первая самка вожака немедленно требует себе этот лакомый кусочек.

Только тот, кто занимает главенствующее положение, может получить печень убитого животного без возражений со стороны соплеменников.

Как только печень съедена, челюсти начинают работать уже не так лихорадочно. Почти ничего вкусного не осталось. Толстая кишка распространяет такую вонь, что польститься на нее могут лишь самые слабые.

Насытившись, члены стаи расходятся, продолжая шумно жевать. Пережевывание – очень важный процесс. Тот, кто плохо прожевывает пищу, часто болеет. ОН даже видел, как один ребенок умер, подавившись неразжеванным носом жирафа. О, беспечная юность.

14. МЫШЬ И СЛОН

Лукреция положила в рот большую жвачку с лакрицей и глубоко вдохнула холодный воздух. Самый лучший способ успокоить разгулявшиеся нервы. И только после этого постучала в тяжелую металлическую дверь водонапорной башни.

Ответа не последовало, но дверь была не заперта. Она вошла и увидела стоявшего посреди зала Исидора Катценберга. Он читал книгу, которая лежала на дубовом аналое. На этот раз журналист был прекрасно освещен, и Лукреция смогла рассмотреть его сверху.

Исидор поднял голову и тоже стал наблюдать за ней.

Целую минуту они молча смотрели друг на друга.

Исидор Катценберг был еще выше и толще, чем ей показалось в прошлый раз. Рост, наверное, метр девяносто пять. Вес – килограммов сто двадцать, как минимум. Его тело, похожее на огромный шар, было скрыто просторной одеждой светло-бежевого цвета. Ни ремня, ни часов, ни шнурков. «Отсутствие насилия даже в одежде», – подумала Лукреция.

Он был почти лысым. Уши большие, лоб высокий, губы мясистые. На тонком носу сидели маленькие золотые очки. Он был похож на огромного младенца.

Глаза его были в беспрестанном движении, они подмечали все мелочи.

«Одинокий и беспокойный слон»… На самом деле Катценберг напоминал ей Ганешу, индийского бога с головой слона.

– Вы думаете, что я похож на слона, – произнес он. – Как я догадался? Вы пристально смотрите на мои большие уши. Когда кто-то так смотрит на мои уши, он сравнивает меня со слоном.

– Я думала об индийском божестве Ганеше.

Живая гора отвернулась, порылась в куче книг и достала статуэтку божества.

– Ганеша – бог знания и веселья. В левой руке у него книга, а в правой – горшочек с вареньем. Вы знаете легенду о Ганеше? – спросил он.

Девушка покачала головой.

– Его отец Шива однажды вернулся домой раньше обычного, увидел ребенка и решил, что это любовник его жены, Парвати. Он тут же выхватил меч и обезглавил его. Парвати объяснила мужу, что он расправился с собственным сыном. Отец в отчаянии стал просить прощения и пообещал жене, что заменит отрубленную голову сына головой первого, кто войдет к ним в дом. Им оказался слон.

Лукреция указала на маленькое, похожее на грызуна существо, примостившееся у ног бронзовой фигурки.

– А это кто?

– Его конь. Ганеша – это слон, путешествующий верхом на мыши.

Катценберг пристально наблюдал за рыжей девушкой, быстро впитывая фотоны, отскакивавшие от ее кожи и одежды. Кто эта дерзкая девчонка, настырно врывающаяся в его берлогу?

Он еще раз оглядел ее. Маленькая. Метр шестьдесят, пятьдесят килограмм. Мускулистые руки.

Округлая грудь. Большие живые глаза изумрудного цвета. Маленькие ноги. Дыхание глубокое и размеренное. Спортсменка. Внимательный взгляд. Во рту жвачка. Красивая посадка головы. Наверное, занималась в детстве классическим танцем, поэтому и держится так грациозно.

«Ну и парочку мы бы составили, если бы начали работать вместе», – подумала Лукреция. Неизданный вариант Лорела и Харди[1].

Она вздохнула.

– Я пришла извиниться. В прошлый раз я была недостаточно вежлива.

– Я тоже был недостаточно вежлив, – ответил он. – Мы квиты.

– Я не знала, что вы сторонник ненасилия.

– А что это меняет?

– Сторонники ненасилия получают пощечину по правой щеке и подставляют левую.

– Ну, это уже устарело. Сейчас сторонники ненасилия опускают голову, избегая пощечины. Так нападающий даже не отягощает своей совести актом насилия.

– Я вас оскорбила. Я вас назвала дураком, глупцом, идиотом и пиз…ком.

Лунообразное лицо приняло такое выражение, будто Катценберг увидел лакомства:

– Вы знаете, откуда произошло слово «дурак» ?[2] От латинского imbecille, что значит «не имеющий палки». Намек на то, что при ходьбе всегда приходится опираться на палку. Жить, не опираясь ни на одну догму, ни на один твердый принцип, не прислоняясь ни к чему, – для этого нужно иметь храбрость, правда? Надеюсь, что я – дурак, и хочу оставаться им как можно дольше. Лукреция уважительно кивнула.