Отец Кристины-Альберты - [11]

Он прямо заговорил о будущем, когда они сидели за ужином вечером после похорон.

— Двоюродный брат твоей матери, Сэм Уиджери, — сказал он, — разговаривал со мной. — Несколько секунд он жевал: усы поднимались и опускались, синие как фарфоровая чашка глаза смотрели в окно на закатное небо. — Он хочет ее забрать.

— Прачечную?

— Как предприятие на ходу. И, поскольку он наш ближайший родственник, так сказать, я предпочту, чтобы она досталась ему, а не кому-нибудь еще. При прочих равных… Хотел бы я знать, сколько запросить у него за нее. Было бы неприятно назвать слишком маленькую сумму. И я ответил, что похороны — не время для деловых разговоров. Сказал, чтобы он заглянул завтра. Их заведение хиреет. Оно как бы увязло в Уолтемстоу. Ему выгоднее выбраться оттуда, а землю сдать под строительство. Денег у него немного… Но эту прачечную он облюбовал. Да, облюбовал.

Его синие глаза превратились в глаза человека, которого посещают видения.

— Не знаю, учили тебя в школе экономики, как создают компании. Я во всем этом сущий ребенок. Он говорит о партнерстве, или о закладной, или еще о чем-то таком, но нам нужна… нам нужна компания с ограниченной ответственностью. Нам нужны привилегированные акции, но только привилегированные акция первого класса. Надо, чтобы мы получали больше того, что он будет получать с предприятия. Иначе компания может урезать обеспечение твоих привилегированных акций, выплачивая более высокие дивиденды на простые акции. У него будут простые акции. У него и его жены. Я не говорю, что он устроит такое сознательно, однако его легко могут толкнуть на это. За ним нужно присматривать. Нам надо устроить так, чтобы в случае, если он будет платить по своим акциям больше, чем по нашим, мы могли бы уравнять наши доли. Все это крайне трудно и сложно, Кристина-Альберта.

Кристина-Альберта смотрела на мистера Примби с новым и возрастающим уважением. Она еще ни разу не слышала, чтобы он произносил за столом подобную речь, но, с другой стороны, ему впервые не грозило, что его перебьют и наставят на ум.

— Надо будет, конечно, чтобы наши поверенные оформили все это надлежащим образом, — сказал мистер Примби.

— Финансово мы будем не в таком уж плохом положении, — продолжал он, беря сыр. — У нас есть пара закладных и несколько домов в Бакхерст-Хилле. Как ни странно, твоя бедная дорогая мама доверяла моему глазу в вопросах недвижимости. И часто позволяла мне руководить ею в этой области. А у меня всегда было чувство, что следует обзавестись резервом, помимо семейного дела… Очень вероятно, что Сэм Уиджери захочет взять большую часть мебели тут. Этот дом ведь больше, чем его…

— Где ты думаешь поселиться, папа? — спросила Кристина-Альберта.

— Еще толком не знаю, — ответил мистер Примби после минутного размышления. — То об одном месте подумываю, то о другом.

— Лондон, — сказала она. — Если бы я могла вернуться к занятиям, пока еще не совсем поздно.

— Может быть, и Лондон, — сказал он.

Прежде чем продолжить, он замялся с обычной неуверенностью, давно свыкнувшись с тем, что его предложения встречались в штыки и тут же отбрасывались.

— Ты слышала про пансионы, Кристина-Альберта? — спросил он с неубедительной небрежностью. — Ты никогда не думала, что мы могли бы поселиться в каком-нибудь пансионе?

— В Лондоне?

— Пансионы есть по всему миру, ну, почти. Видишь ли, Кристина-Альберта, мы могли бы избавиться от своей мебели здесь, кроме моих книг, ну и каких-нибудь мелочей, их на время мы могли бы сдать на хранение — Тейлоровский склад займется этим для нас, — а сами поселились бы в одном пансионе, потом переехали бы в другой, и в третий. Тогда ты могла бы учиться и не заниматься хозяйством, а я бы читал, и кое-что осматривал бы, и составлял бы меморандумы касательно некоторых моих теорий, и разговаривал бы с людьми, и слушал бы их разговоры. В пансионах живут самые разные люди — всякие интереснейшие люди. Последние ночи я без конца размышлял о жизни в пансионах. Все думал — и так, и эдак. Для меня это была бы новая жизнь, словно бы я начал заново. Жизнь здесь была такой размеренной. Конечно, все было хорошо, пока была жива твоя бедная дорогая мама, но теперь я чувствую, мне нужны отвлечения, хочу ездить, видеть много всякого, встречать разных людей. Я хочу забыть. И ведь в некоторых пансионах живут китайцы, и индийцы, и русские княгини, и профессора, и актеры, ну самые разные люди! Даже просто послушать их!

— В Блумсбери есть пансионы, где полно студентов.

— Всяких, всяких людей, — сказал мистер Примби и налил себе оставшееся пиво. — Очень меня привлекает одно место, — продолжал он. — Танбридж-Уэллс.

— Его еще иногда называют Танбридж, папочка.

— Прежде называли. А теперь всегда называют Танбридж-Уэллс. И в этом Танбридж-Уэллсе, Кристина-Альберта, есть холмы с названиями, которые прямо указывают на какую-то связь с древними израильтянами. Монт-Ефраим, Монт-Гильбоа, ну и тому подобное; и еще там немало глыб любопытнейших форм — точно огромные жабы, или доисторические чудовища, или мистические фигуры. И никто не знает, творения ли они рук Божьих или рук человеческих. Мне не терпится увидеть все это самому. Возможно, в них заложен смысл, гораздо более глубокий и близкий нам, чем принято считать. В Танбридж-Уэллсе полно пансионов — мне об этом только на днях сказал человек, с которым я разговорился в Британском музее, в Ассирийском зале, — и некоторые из них как будто и очень уютны и очень недороги.