Отец — это звучит гордо - [28]

— Не-е, — вяло протянул Санчо, возобновляя прерванную пару минут назад беседу. — Я бы с Дюбелем на базар не шел.

При этом он в очередной раз потянул тугую стойку на шее и сделал глубокий вдох. Официальная часть дня уже была завершена, но Мошкин почему-то не спешил избавляться от ненавистного ему галстука.

— А кто идет? — Лавр не смотрел на соратника. Взгляд его усталых глаз был устремлен за окно «Чайки».

— Ты.

— Я не иду, — отверг данную сентенцию Федор Павлович. — Он сам пришел. Нарывается.

— Как? — В голосе Мошкина появилась заинтересованность, и он попытался заглянуть в глаза собеседника. Попытка не увенчалась успехом.

— Долго объяснять, — все так же небрежно молвил Лавриков, доставая из нагрудного кармана пиджака белый платочек и прикладывая его ко лбу. Несмотря на встроенный в салон кондиционер и раскрытые окна, прохладнее в тесном пространстве не становилось. — Спроси у Гамлета.

— Гамлет — истеричка, — поставил свой немедицинский диагноз Санчо, но в голосе было более чем достаточно уверенности в неоспоримой правоте слов. Затем он поскреб пальцами затылок и озабоченно добавил: — А Дюбель — зверь.

— Дюбель — зверь? — вмешался в разговор помалкивавший до этого момента Ессентуки. Его губы скривились в презрительной усмешке. — Дюбель не зверь. Понтярщик!

— А ты вообще помалкивай, — недовольно проворчал Мошкин. — Тебе лишь бы пострелять.

Шеф секьюрити выпустил за окно очередную тоненькую струйку дыма и щелчком большого пальца избавился от окурка. Чинарик, описав в воздухе экзотический пируэт, с искрами врезался в придорожный бордюр.

— Иногда полезно. — Ессентуки повернул голову к пассажирам на заднем сиденье. — Пацаны форму теряют.

При этом он выразительно кивнул в сторону замершего, как мраморное изваяние, водителя в строгом френче. Тот никак не отреагировал, продолжая тупо таращиться на раскинувшуюся перед его взором дорожную полосу. Парень вполне мог бы подрабатывать в музее восковых фигур мадам Тюссо в качестве одного из экспонатов.

— Пацанов пока придержи, — решительно заявил Лавр. — Он, то бишь Дюбель, позвонил и пригласил в «подвальчик» на ленч… или ланч. — На лице авторитета отобразилась задумчивость. — Как правильно? — Однако долго заниматься лингвистическими упражнениями он не стал и вернулся к основной теме разговора: — Один на один, без всякого сопровождения, без пальбы. Я поеду.

— А я? — Ессентуки облокотился на спинку сиденья, извернувшись всем телом.

Вор в законе монотонно покачал седеющей головой.

— У тебя есть поручение, — напомнил он своему первому телохранителю.

Ессентуки предостерегающе поцокал языком, однако, заметив, что босс на это никак не отреагировал, еще изощреннее развернулся на кожаном сиденье и выхватил взглядом Санчо, выжидательно уставился на него, надеясь на необходимую поддержку. Но Мошкин лишь пожал плечами и надул пухлые губы. Дескать, что я могу? Он уже действительно имел беседу с Лавром на этот счет, но достичь какого-либо положительного результата Александру так и не удалось. Впрочем, он прекрасно знал: если босс, что называется, упрется рогом, переубедить его никто не сумеет. Упрямства Федору Павловичу было не занимать.

— Рискуешь, Лавр, — отважился все же на пререкательство Ессентуки, не получив должной поддержки от Мошкина.

— Я сказал! — жестко отрезал Лавриков, пресекая дальнейшие попытки начальника безопасности достучаться до его сознания. — Дюбель, конечно, звереныш, но — вменяемый. В открытую не пукнет даже, побоится…

В салоне «Чайки» повисла напряженная пауза. Всем стало предельно ясно, что авторитет произнес свое последнее слово, от которого уже не отступится. Не в его это правилах. Санчо демонстративно отвернулся в противоположную сторону, а рука Ессентуки машинально потянулась к лежащей на приборной панели пачке сигарет за новой порцией никотина и смолы.

Закурить верзила так и не успел. Сухощавая и покрытая татуировками кисть Лаврикова до боли сжала его плечо в ту самую секунду, когда Ессентуки уже щелкнул зажигалкой. Рука замерла в воздухе, а неприкуренная сигарета, отлепившись от нижней губы, упала куда-то под ноги. Телохранитель обернулся. Взгляд неожиданно загоревшихся Лавровых глаз был устремлен в сторону вузовского крыльца. Авторитет весь подался вперед, едва не вываливаясь корпусом в раскрытое окно. Носовой платок проворно юркнул на прежнее место в нагрудный карман.

Ессентуки проследил за его ошалелым взором и уже самолично увидел нескладного тощего паренька с забойной прической на голове, который торопливо поднимался вверх по ступенькам. Его многочисленные, туго сплетенные косички развевались на ветру. Честно говоря, шеф секьюрити не сразу сумел определить пол потенциального абитуриента.

— Ессентуки, смотри! — Пальцы Лавра с каждой секундой все сильнее давили на плечо телохранителя. Тот скрипнул зубами, но выразить неудовольствие не посмел. — Видишь? Косматенький, перепутать трудно…

— Ну. — Ессентуки и в самом деле был уверен, что вряд ли перепутает этого юнца с кем-то другим.

— Как освободится, возьмешь его и свозишь к этим… к генетикам-энергетикам, — веско произнес авторитет и для пущей убедительности пояснил: — Куда ездили уже.