Отец Джо - [82]

Не все дети имели такую итальянскую внешность, как Карла, хотя всех девочек отличали глаза матери, огромные, как у Мадонны; достаточно было копнуть совсем немного, чтобы обнаружить — именно итальянское происхождение матери и ее древние корни объединяли их всех, сохраняя как семью.

Именно это, но никак не католическая вера. Чадолюбивый прародитель воспитал их добрыми католиками, но семейство Майснеров отказало Церкви в успешном исполнении ее тайного плана по контролю за рождаемостью, заключавшегося в заселении Земли католиками. Лишь двое соблюдали обряды, причем один отдувался за всех остальных.

Мне нравилось, что Карла — итальянка, итальянка во всем; мне нравилось, что она умна и изобретательна, красива и юна. Мне нравилось, что она когда-то тоже исповедовала католичество. Короче, она мне очень нравилась.

Мой брак к тому времени напоминал высохший колодец; мы с Джуди могли за целый месяц перекинуться всего парой-тройкой фраз, да и те оказывались пустыми формальностями. Старшая дочь уехала учиться в Колледж Барнарда, младшая скоро должна была отбыть в Колледж Сары Лоренс — дома их совсем не увидишь. Наша просторная квартира в Сохо, одном из районов Манхэттена, походила на заброшенную станцию подземки, через которую иногда проплывали тени давно умерших поездов в поисках того, что потеряли еще двадцатилетними.

Мне начало казаться, что у Джуди растет нос.

Служебные романы не в моих правилах — я здорово обжегся в «Пасквиле» и видел, как поджаривались другие. Но слово за слово, и когда пародия «В сторону от „Уолл Стрит Джорнел“» вышла и стала хитом, у меня уже появилась смешливая и чувственная любовница, которую я брал на модные вечеринки, с которой я летал по стране и которая помогала мне опустошать запасы шампанского в минибарах номеров-люкс провинциальных гостиниц.

Первые месяцы нашего знакомства не запомнились ничем, кроме одного момента. Как-то мне пришлось поехать с Джуди на выходные в наш загородный дом в Нью-Джерси — надо было уладить кое-какие дела. Хотя к тому времени наш брак еще не распался, все, что бы мы ни делали, принимало угрожающие очертания конца — мы как будто все завершали, действуя по неписаному соглашению. Я обещал Карле позвонить утром, но мне было стыдно делать это из дома. И вот я доехал до какого-то обшарпанного строения, у которого стоял платный таксофон. Было дождливое зимнее утро, таксофон стоял рядом с продовольственным магазинчиком под названием то ли «Поп-н-Стоп», то ли «Чик-н-Чек» — в общем, что-то вроде. Я набрал номер, и после долгого ожидания трубку сняли. Карла говорила еле слышным, прерывистым голосом — я ее разбудил.

Меня вдруг прошиб холодный озноб, с ног до головы — смутное ощущение тревоги, даже дурного предзнаменования — как будто в пластах моей жизни происходят тектонические сдвиги, совсем не обязательно приятные, но неизбежные, предрешенные.

Тогда я отнес свои ощущения на счет адюльтера по телефону. Но то было другое.

Увлечение переросло в любовную связь. Я больше не мог водить за нос бедную Джуди, во всем сознался и собрал вещи. Связь переросла в обоюдное соглашение — период «обработки высоким давлением» был пройден. Мы с Карлой во всем подходили друг другу, у нас было все, чтобы зажить счастливо. Мы оба любили классическую музыку, книги, вино, еду и ее приготовление, старинные места и предметы, путешествия…

Я всегда оставался европейским скрягой, не любившим сорить деньгами и боявшимся долгов. Американка Карла предпочитала жить на широкую ногу. Она накупила мне стильной одежды, дарила шикарные подарки, с ней я побывал в местах, о которых мог только мечтать: Карибы, Крит, Рио-де-Жанейро. Она устроилась на работу и стала быстро взбираться по карьерной лестнице. У нее обнаружилось удивительное чутье дизайнера-оформителя — она преображала пространство вокруг себя. Мои дочери привязались к ней, особенно младшая, более ветреная особа, называвшая Карлу «озорной мачехой». По возрасту Карла была ближе к моим дочерям, нежели я, она слушала одну с ними музыку, говорила на их языке и с успехом выполняла роль посредника — я смог наконец попытаться вновь навести сожженные когда-то мосты.

Но чем ближе мы становились друг другу, тем чаще ссорились, доходило до драк.

Карла считала, что одна из причин тому — врожденный комплекс неполноценности и неуверенности, который присутствовал у обоих. Этот комплекс она относила на счет католического вероисповедания. Но непосредственная причина заключалась в том, что я не привык уживаться с человеком настолько эмоциональным и тонко чувствующим Я привык давать всем своим настроениям и поведениям обоснование, и Джуди безоговорочно соглашалась с ним, хотя мы оба знали, что я далек от истины. Джуди понимала, что мучить меня расспросами просто невежливо. Ну а что до эмоций, то мы напрочь забыли значение этого слова.

Карла была прямой противоположностью. У нее было сверхъестественное чутье не только на мои попытки уклониться от чего-то, но даже на самую мысль об этом. И я в самом деле утаивал от Карлы кое-что очень важное — правда, как это ни парадоксально, из вполне разумного желания удержать ее подле себя — я не собирался жениться во второй раз. Проходил год, второй, третий; мне становилось все труднее и труднее скрывать истинное положение вещей. Я так никогда и не признался ей в открытую. Наоборот, с дурацким упрямством твердил: «да-да, конечно… конечно, я хочу жениться… только не сейчас… вот закончу то-то и то-то…». Уверен, что у Карлы возникли подозрения, но… ей не было нужды пытать меня.