Отец Джо - [80]
В тот раз мы часто совершали долгие прогулки, позабыв уже про кукольное шоу. Мы говорили о смехе и смешили друг друга Я рассказывал отцу Джо анекдоты, не выходившие за грани его понимания. Над некоторыми он даже смеялся.
Мы говорили на равных, мы были друзьями, мы общались как отец с сыном, повзрослевшие настолько, что уже не ощущали разницы поколений. Я сожалел о предыдущих годах: сначала зависимости, потом отчуждения, любви из чувства долга и привязанности из зависти, а потом — ужасного чувства облегчения, которое испытал, отойдя от Квэра Через все это я прошел; может, так и должно было быть. Иначе я не оказался бы там, где находился сейчас.
За день до моего отъезда мы вышли прогуляться в последний раз. На следующий день рано утром я должен был ехать в Хитроу, где меня ждала подруга — вдвоем мы собирались на Крит осматривать руины городов четырехтысячелетней давности.
Отец Джо поинтересовался моей подругой.
— Она — итальянка. Вернее, американка итальянского происхождения. Настоящая красавица.
— Блондинка? — оживился отец Джо.
— Нет, она очень умна.
Отец Джо так и не понял шутки.
— Ты женишься на ней?
— Вот уж нет! Одного раза достаточно.
Мы зашли в тень монастыря, и тут меня посетила простая мысль. Настолько простая, что я рассмеялся. Чудесная жизнь в Англии, которую я себе рисовал, начиная работать над «Вылитым портретом», оказалась не просто фантазией, а чистой воды заблуждением. Истинной причиной моего страстного стремления вернуться в Англию был вот этот самый старик, хромающий сейчас рядом. Моей Англией был отец Джо. И я не хотел больше удаляться от моего маячка, особенно так далеко, как в тот вечер в Малибу.
Когда мы вошли на территорию монастыря, отец Джо отпустил мою руку и с трудом взобрался на площадку под одним из крыльев, походившую на галерею. После чего порядком удивил меня, начав энергично топать по ступенькам вверх-вниз; огромные, как у Астерикса, сандалии шлепали по цементному полу.
— Мне прописали это упражнение — десять минут для укрепления бедра.
Я все смотрел, как отец Джо с усилием топает туда-обратно. Видно было, что особой радости он при этом не испытывает.
— Отец Джо, вам нужно разучить марш.
— Отлично! У тебя есть что-нибудь на примете, дорогой мой?
— Одна песенка времен Второй мировой, отец научил. Сначала — мелодия…
Я принялся насвистывать «Марш полковника Боги». Разумеется, отец Джо сразу подхватил мотив.
— Так, а теперь — слова…
«Гитлер с одним яйцом меж ног,
Геринг с двумя, но как горох…»
Отец Джо захохотал — я еще не слышал, чтобы он так громко смеялся.
«Гиммлер — тоже вроде того,
А у бедняги Геббельса вообще ни одного!»
Отец Джо, хохоча, согнулся пополам и хлопал себя по шишковатым коленкам.
— Ох, боже ты мой, о-ей-ей… Ладно, моя очередь! Подсказывай!
Распрямив семидесятипятилетнюю спину и маршируя вдоль галереи, отец Джо грянул:
«ГИТЛЕР С ОДНИМ ЯЙЦОМ МЕЖ НОГ!» Дальше?
— Геринг.
«ГЕРИНГ С ДВУМЯ, НО КАК ГОРОХ!» Моя любимая строчка!
«ГИММЛЕР — ТОЖЕ ВРОДЕ ТОГО!»
«А У БЕДНЯГИ ГЕББЕЛЬСА ВООБЩЕ НИ ОДНОГО!»
Он пропел весь куплет шесть раз, горланя что есть мочи.
Глава пятнадцатая
Девушку звали Карла; ее итальянское происхождение сразу бросалось в глаза; блестящие черные волосы, темные, цвета каштана глаза размером с бейсбольный мяч, смуглая, как молодое вино из изюма, кожа. Осенью 1981-го я сидел в аудитории Университета Чикаго, битком набитой юными неоконсерваторами; тогда-то я и приметил ее. Как меня занесло к юным неоконсерваторам? Подрядился сделать для них кое-какую работенку — я работал на тех, кто больше платил. В то же самое время мне платили иранские эмигранты, выступавшие против шаха и Хомейни, но не поддерживавшие Америку — я помогал редактировать и переводить талмуд под названием «Изречения аятоллы Хомейни».
Группу из калифорнийского университета возглавлял Питер Кон, сын легендарного литагента Сэма Кона. Эти выпускники решили, что их вкладом в дело Мильтона и Роуз Фридманов[62] будет полноформатная пародия на «Уолл Стрит Джорнел». Сэм был моим агентом, и он же посоветовал мне предложить молодежи свои услуги редактора.
Карла закончила Университет Калифорнии, даже состояла в студенческом обществе «Фи Бета Каппа», но к неоконсерваторам, к счастью, не принадлежала. Ее выделяла удивительная красота и чувственность — в Лос-Анджелесе она работала моделью, — однако в тот вечер девушка сидела с кислым, скучающим видом; я решил, что ей надоела деловитая болтовня однокашников. Как потом выяснилось, я угадал; к тому же так она скрывала гипертрофированную неуверенность в себе, странную для такой умной, многого добившейся девушки. Из-за этой неуверенности окружающие недооценивали ее. Может, поэтому отведенная ей в пародийном номере роль оказалась заштатной.
Девушка обернулась ко мне с выражением скуки в полуприкрытых глазах, окинула оценивающим взглядом и едва заметно, как заговорщица, улыбнулась. Я тут же решил, что работа на этих рейганистов, эту мелкую рыбешку может оказаться гораздо приятнее, чем мне думалось поначалу.
Из всей этой компании неоконсерваторов и монетаристов Кон был самым напористым. Да и сама затея, в отличие от чудовищно (так уж вышло) бесприбыльной пародии «Не „Нью-Йорк Таймс“», на которую равнялись, обещала своим изобретателям неплохой доход. Так оно и получилось, только, как обычно, не для изобретателей проекта. Помимо прочего у Кона имелись некие смутные идеи насчет продвижения дядюшки Мильти и тетушки Рози с трудами всей их жизни. Мне пришлось долго и нудно втолковывать Кону, что в таком случае следовало выбрать в качестве пародии издание, не поддерживающее монетаристскую политику. Трудно сделать смешную пародию на журнал, если не испытываешь враждебности к взглядам, пропагандируемым в этом журнале, и корпоративной политике администрации, которую издание так рьяно защищает.
Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.