Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...» - [48]

Я ведь работаю, как и работал, при большом противном ветре. Это не так удобно, как порой кажется. А сейчас он (особенно со стороны черносотенцев) явно крепчает. Приходится стоять прочно, расставив ноги, чтобы не сдуло. Словом, не тревожься за меня… Я только инструмент, который нужен Ему пока. А там что Бог даст»[254].

Казалось, им владела мысль, что ему предоставлена неповторимая возможность передать людям Евангельское Слово, что время его сочтено и нельзя терять ни минуты.

«А теперь, подобно сеятелю из притчи, я получил уникальную возможность разбрасывать семена. Да, большая часть из них упадет на каменистую почву, всходов не будет… Но если после моего выступления пробудится хоть несколько человек, пусть даже один, разве это мало? Знаете, такое ощущение, что вскоре все кончится, по крайней мере, для меня…»[255].

В последний раз я встретился с отцом Александром в июле 1990 года. Он принимал меня в своем маленьком кабинете и первым встал, чтобы уйти, — время, как всегда, поджимало. Попрощавшись, он направился к дверям, но дважды вернулся, прежде чем уйти совсем, и уже в дверях остановился и обернулся; лицо его озарилось улыбкой, одновременно доброй и лукавой. Он поднял руку, показал пальцами латинскую букву V, знак победы, и ушел.

Только после его смерти я понял, что это был знак надежды. Той надежды, которую надо передать другим. Знак пасхальной победы.

Кстати, об этой победе отец Александр говорил за несколько часов до смерти: «Она началась в ночь Воскресения, и она продолжается, пока стоит мир».

Послесловие

Отец Александр Мень — один из ярчайших мыслителей и подвижников (в самом широком смысле этого слова!) России второй половины XX века. Для спасения человека из лап тоталитарного мышления, из той духовной душегубки, в которой мы жили в эпоху безраздельного господства коммунистической партии и кагэбэшного контроля за всем, что происходило в наших душах, мало кто сделал так много, как Андрей Дмитриевич Сахаров, Александр Исаевич Солженицын, Дмитрий Сергеевич Лихачев и он, отец Александр Мень.

Именно эти четыре человека, очень разные и совершенно непохожие друг на друга, в сущности, посвятили всю свою жизнь тому, чтобы мышление их соотечественников было свободным, чтобы все мы мыслили не стереотипами и готовыми клише, а творчески осваивали то, что нас окружает, чтобы в конце концов мы не боялись сказать или сделать что‑то не так, как это принято, положено, установлено. И вообще — чтобы мы не боялись. Один современный культуролог сказал как‑то, что эта работа была своего рода «расцементированием мозгов», которые у подавляющего большинства из нас были крепко–накрепко зацементированы советским строем и марксистско–ленинской идеологией.

Из этого состояния и выводил людей отец Александр Мень.

Часто приходится слышать, что о. Александр не занимался политикой. Это действительно так — в том смысле, что он не участвовал в каждодневной работе, которую вели тогда диссиденты; но при этом он не покладая рук работал с людьми, раскрепощая их сознание и воспитывая молодежь в духе, который был уже несовместим со всем тем, что творилось вокруг. Не случайно поэтому во время августовского путча 1991 г. (уже после убийства о. Александра) почти весь новодеревенский приход оказался у Белого дома. Всем нам было тогда понятно, что при советском режиме мы жить больше не хотим.

Надо думать, что и смерть его может быть объяснена именно тем, что КГБ (в сентябре 1990 г. он был еще всесилен и возглавлялся будущим членом ГКЧП Крючковым) видел в нем настоящего врага, особенно тогда, в эпоху «гласности», когда о. Александр начал появляться на телевизионных экранах, выступать в клубах и высших учебных заведениях, давать интервью отечественным и зарубежным газетам. Деятельность таких людей, как о. Александр, приводила к тому, что горбачевская перестройка, подконтрольная ЦК КПСС, перерастала в реальный отказ от тоталитаризма, в реальное движение страны к свободе.

«Я абсолютно убежден, — сказал 8 сентября 2000 г. в эфире радио «Эхо Москвы» Николай Александров, — что это инспирированное определенной организацией на самом верху убийство». А писатель Андрей Еремин, приглашенный в тот день на радио, сразу вспомнил, как Григорий Явлинский, выступая на конференции, посвященной отцу Александру, сказал, что «безнравственная ситуация в России в 90–е годы во многом определилась смертью двух великих духовных лидеров России — Андрея Дмитриевича Сахарова и отца Александра Меня. Это не случайно. Чего хотели, того и добились».

В начале 90–х гг. о. Александр Мень оказался для них действительно страшным врагом, потому что ему, как и Сахарову, было чуждо умение играть в «их» игры, идти на компромисс, особенно в тех случаях, когда дело касалось внутренней свободы человека и его внутренней независимости от чего бы то ни было. Убийца не найден до сих пор именно потому, что комитет умел профессионально организовывать спецоперации и скрывать следы.

Встречи в клубах собирали полные залы, студенты в Историко–архивном институте (будущем РГГУ) вслушивались в каждое его слово, статьи в газетах и журналах читались тысячами читателей. Журнал «Смена» начал тогда печатать «Сына Человеческого», и это тоже было огромным событием, потому что люди, еще вчера думавшие, что христианство — это удел безграмотных старушек, вдруг неожиданно начали открывать в Евангелии весть, адресованную именно им, здесь и сейчас. Буквально на глазах о. Александр (как это было в Польше с о. Ежи Попелюшко) становился одним из лидеров новой России, что, конечно, для КГБ было нестерпимо.