Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...» - [22]
На борьбу с диссидентством КГБ понадобилось пятнадцать лет. Кроме репрессий в этой борьбе органы использовали и другое средство.
Начиная с 1970 года в СССР развернулась бурная антисемитская кампания. Несмотря на это, под давлением международного общественного мнения власти ежегодно давали разрешение на эмиграцию в Израиль определенному числу советских евреев. Многие люди, не имевшие ни малейшего отношения к еврейской нации, пытались использовать этот канал для выезда из страны. Чтобы навсегда покинуть Советский Союз, необходимо было сначала раздобыть себе приглашение из Израиля. Порой сам КГБ подталкивал людей к эмиграции, чтобы таким способом избавиться от некоторых диссидентов. Им без обиняков предлагали на выбор: «Либо вы добровольно едете на запад, либо мы устроим так, чтобы вас, не спрашивая согласия, отправили на восток». Иными словами, в лагерь или в ссылку.
Репрессии особенно усилились после вторжения советских войск в Афганистан в 1979 году и по случаю Олимпийских игр в Москве 1980 года. Именно тогда А. Сахаров был выслан на жительство в город Горький, под надзор. Высшей точки репрессии достигли после смерти Брежнева в 1982 году, когда во главе партии встал Андропов.
За годы, прошедшие после падения Хрущева, заметно изменилось отношение людей к религии. В одном из самиздатовских текстов, датированных началом восьмидесятых годов, автор предлагал такой эксперимент: расспросите десяток ваших друзей, заведомо неверующих, и спросите их, существует ли Бог. Они вам не раздумывая ответят: «Нет, Бога нет!» Затем, поразмыслив минутку, девять из десяти добавят: «Бога нет, но что‑то, конечно, есть…» Это свидетельствует, продолжает автор, не об их суеверии и не о предосторожностях «на всякий случай», но о чувстве более глубоком: люди полагают, что существует духовная реальность вне видимого мира. Только не осмеливаются назвать это Богом. Сделать это им так же трудно, как первый раз осенить себя крестом. Однако у них появилось чувство, которое обязывает, если, конечно, имя Бога произносится без насмешки, к серьезному размышлению. Это только первый шаг, он повлечет за собой целый ряд других, и рано или поздно человек придет к пересмотру всей своей жизни. Люди, которые говорили, что существует нечто неосязаемое, добавляли обычно: «У каждого своя вера». Часто под этим понимались духовные принципы, моральные правила, определявшие, что хорошо и что плохо, но также и некоторые религиозные идеи, в целом довольно смутные, но содержащие порой и вполне определенные убеждения, например касательно того, что ребенка надо крестить, родителей и близких отпевать в церкви, а над могилой ставить крест.
Отказавшись от проекта коллективного будущего, индивидуум замыкался в себе, его заботили главным образом карьера и личный комфорт, но многие начинали задумываться о цели и смысле существования. Не все ставили перед собой эти вопросы четко, но в их отношении к вере, религии, Церкви все явственнее чувствовалось нечто новое. Презрение и насмешка уступали место любопытству, даже уважению[109]. «Молодежь наша, — писал А. Левитин, — часто безрелигиозна, часто заражена антирелигиозными предрассудками, вследствие которых она рассматривает религию как порождение темноты и невежества. В ней, однако, нет антирелигиозного фанатизма и озлобления ее дедов, и все попытки профессиональных антирелигиозников во времена Хрущева раздуть антирелигиозный фанатизм окончились полным провалом. В ней нет и полного нежелания знать или замечать религию, в ней нет того холодного, презрительного равнодушия, которое характерно для отцов. Средний представитель молодого поколения относится к религии со смешанным чувством недоверия и интереса»[110].
Молодые люди стали носить не только джинсы, но и кресты — к великому огорчению газеты «Комсомольская правда», органа коммунистического союза молодежи. Разумеется, газета обличала это явление, объясняя его — весьма странным образом — успехами атеизма: «Что религия — это опиум для народа, знают все. Для большинства молодых эта формула столь очевидна, что ее смысл не доходит до глубины их сознания. Разве не в этом причина, по которой часть молодежи «открывает» религию не как обскурантизм, а как красивое прошлое, как привлекательный обряд? Над современной, полированного дерева мебелью стены украшены иконами. А тот или иной надевает крест, конечно, как предмет искусства, как дань моде…»[111]
Вот еще знак того, что отношение к религии изменилось: «коммунистические» надгробные памятники в форме пирамиды или обелиска, увенчанные пятиконечной звездой, в эти годы начали понемногу выходить из употребления. На кладбищах над многими свежими могилами вновь стали появляться кресты. В конце 70–х годов в СССР неожиданно возник новый обычай: множество людей на Пасху отправлялись на кладбища. В Москве, например, дошло до того, что городским властям пришлось организовывать специальные автобусные рейсы
