Отец Александр Мень - [178]

В среде церковного руководства всегда было достаточно людей, относившихся к отцу Александру с открытой или плохо скрываемой ненавистью. Из воспоминаний Владимира Илюшенко: «Однажды (это было в июле 1988 года) он позвонил мне и спросил, хочу ли я пойти с ним на празднование 1000-летия Крещения Руси[322]. Разумеется, хочу. <…> Казалось, сюда съехалось всё московское и подмосковное священство, все епископы и митрополиты. Когда мы вошли в зал, он был почти заполнен. Мы сели сбоку, недалеко от сцены. Основной доклад был выдержан в осторожных, дипломатичных тонах — о зверствах режима по отношению к Церкви тогда еще не решались говорить открыто.

Неожиданно я ощутил какое-то беспокойство. Я оглянулся вокруг, потом взглянул на сцену. Сидевший за столом президиума импозантный и осанистый почитатель Иосифа Волоцкого[323] смотрел на нас. Но как смотрел! Никогда в жизни я не видел взгляда, исполненного такой прочувствованной, такой сосредоточенной, такой испепеляющей ненависти. Он обладал как бы физической тяжестью. Разумеется, он предназначался не мне, а отцу Александру. Для него это, конечно, не было в новинку, но я содрогнулся. Это была ненависть Сальери к Моцарту.

Вельможный пан заметил, что его сигнал принят, но взгляда не отвел — по-прежнему холодно, давяще, мрачно он сверлил отца своими оловянными глазами. Это были антиподы, живое воплощение света и тьмы.

Я наклонился к отцу и сказал вполголоса: „Старик Державин нас заметил“. Он кивнул».

Те же силы, которые жестоко поносили и критиковали отца Александра при его жизни, продолжили свое черное дело и после его смерти. Критики отца Александра во многих случаях сознательно пытаются очернить его имя, намеренно вырывая из контекста сказанное и написанное им. За рядом исключений настоятели православных храмов и монастырей в течение многих лет не благословляли продавать его книги в церковных лавках, а в отдельных случаях книги Александра Меня сжигали с одобрения правящих архиереев. Так, 5 мая 1998 года по распоряжению епископа Екатеринбургского и Верхотурского Никона из библиотеки и у студентов епархиального Духовного училища были изъяты книги протопресвитеров Александра Шмемана, Иоанна Мейендорфа, Николая Афанасьева[324] и протоиерея Александра Меня и… сожжены во дворе училища. После этого трем священникам епархии было предложено проклясть «ереси» вышеупомянутых авторов, закрепив это присягой перед Крестом и Евангелием. Двое из них это сделали, а третий, отец Олег Вохмянин, отказался, вследствие чего был запрещен в служении «за недвусмысленно высказанное перед лицом Правящего Архиерея и членов Духовной Консистории упорное нежелание способствовать развенчанию опасных и еретических заблуждений»[325]. Ответить на это можно лишь словами самого отца Александра: «Надежды мои чисто мистические, потому что я всё равно верю в победу светлых сил. Я убежден, что сила зла базируется на нашей трусости и тупости, но то, что на протяжении эры беззаконий всегда находились стойкие люди, праведники, мученики… — утешает, это залог того, что дух непобедим и черные призраки всё равно рассеются рано или поздно». Есть и евангельский ответ: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать, и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах…» (Мф. 3: 11–12).

Осенью 1989 года по благословению отца Александра в Москве была открыта негосударственная средняя общеобразовательная «Пироговская школа». Первоначально она занимала в здании один этаж. Учителями были в основном духовные чада отца Александра Меня. «Собираясь создавать школу, — рассказывает ее директор Михаил Смола, — я, несмотря на то, что я музыкант по образованию, понимал, что у школы должна быть какая-то идея. С этим вопросом я обратился к отцу Александру, и он сразу предложил мне почитать Пирогова[326]. Я купил томик Пирогова из какой-то педагогической серии и в тот же вечер засел за эту книжку. Концепция Пирогова зиждилась на необходимости гуманитаризации образования и на сближении семьи и школы. То есть вопросами воспитания ребенка должны заниматься и школа, и семья.

Пирогов писал, что крепкая гуманитарная база необходима для человека любой профессии. Недополученные в детстве гуманитарные знания впоследствии получить очень тяжело. Так вот, прочитав Пирогова, я спросил у отца Александра, как бы назвать нашу школу. Он предложил назвать ее Пироговской. Так школа и получила свое имя».

Почему отец Александр немедленно поддержал идею создания школы нового типа? В воспитании и, в частности, духовном воспитании детей батюшка видел тайну… Он был глубоко убежден в том, что педагог должен быть прежде всего носителем духовности, что воспитание духовных качеств в педагогических училищах и институтах имеет несомненный приоритет перед той «суммой знаний», которую стремятся передать студентам педагогических специальностей за время их обучения. «У нас не должно быть уверенности в том, что мы абсолютно понимаем детей, — говорил отец Александр. — Ребенок, как и всякий человек, носит внутри тайну, которая не есть область темноты; и тот, кто привычно говорит детям „я вижу вас насквозь“, на самом деле, увы, не видит в них ничего».