Отец Александр Мень - [104]
Из воспоминаний Тамары Жирмунской: «Жизнь моя сошла с рельсов, и приятельница, наблюдавшая мой внутренний раскардаш, ненавязчиво предложила:
— Почему бы вам не съездить к Меню?
— А кто это?
— Православный священник. Служит под Москвой.
— Я же некрещеная!
— Это не имеет значения: необязательно входить в церковь. Он погуляет с вами по саду, и вы всё ему расскажете.
— Всё? Незнакомому человеку?
— Этот человек — священник! Мне он многое помог понять.
<…> Я приехала поздно. Служба кончилась. Не скажу, что тесное пространство двора запрудила толпа, но было многолюдно. Все кого-то ждали. Его?.. Каждому, думаю, знакома необременительная зависть к другой, неведомой жизни, в которую нет и не будет доступа, на мгновение овладевшая мною. Я ее прогнала. Моя цель — не втираться в чужое общество, а поговорить с объективным человеком, священником, получить совет (слова „благословение“ не было в моем лексиконе). Поговорю — и уйду. А потом и уеду. Вероятно, насовсем…
<…> Я сижу в церковном дворе, а человек, ради которого я сюда приехала (отец Александр), то появляется в поле моего зрения, то исчезает. Светлая ряса и темная голова возникают попеременно на пороге домика, на пороге храма, у церковной ограды, в одной, в другой — противоположной — точке двора. Это кто-то нагрянул в Новую Деревню впервые, как и я, и священник делает с новичком круги по саду. „Метеор какой-то!“ — устаю я за ним следить.
Пытаюсь попасться „метеору“ на глаза.
— Вы ко мне? — быстрый и внимательный, я бы даже сказала, профессионально-испытующий взгляд.
И тут я теряюсь. С чего начать? Как изложить в нескольких словах драму моей жизни? Поздно уже переигрывать, поздно. Попала в черные списки. Не печатают, ничего не зарабатываю. Живем на книги, которые распродаем по спекулятивным ценам. Наша библиотека — дело жизни моего отца, та скромная роскошь, которую он себе позволял. Ради моего будущего. С детства определился мой интерес к литературе, и отец считал, что книги для меня — хлеб насущный. Так оно и оказалось. А теперь мы проедаем этот „хлеб“. Проедаем усилия и упования моего покойного отца.
— Я хотела бы поговорить… — тупо повторяю давешнюю фразу.
— Пойдемте!
Огибаем церковь по часовой стрелке, минуем несколько старых могильных оград, какие-то кусты, какие-то травянистые кочки. И тут я совершаю подмену. Ни слова о том, что нарывает! Неожиданно для себя ныряю в сферы отстраненные. Что есть вера и что суеверие? Уживаются ли они? В каких отношениях находятся христианство и, скажем, спиритизм, астрология, хиромантия — всеми этими оккультными дисциплинами я в свое время увлекалась. Если Бог всемогущ, как примирить с Его всемогуществом разлитое в мире зло? И вот еще: свобода и предопределенность… Я не фаталистка, но часто мне кажется, что человек бывает втиснут в такие жесткие рамки, из которых не вырвешься. Как же можно считать, что он свободен?
Отец Александр не выдерживает моего невежественного натиска. Смеется:
— Вы задаете вопросы вопросов! Вернемся к этому в следующий раз.
— Да! Но… Ответьте: можно ли приблизиться к Богу, вызывая духов? Или… У знакомого короткая линия жизни на руке. Сразу на обеих ладонях. Надо ли предупредить? Ведь тем самым связываешь его волю, лишаешь его свободы, — упорствую я, как будто от немедленного ответа зависит моя жизнь. — А теософы?! Кто, как не они, провидели…
„Тихая сумасшедшая!“ — перевожу я его искрометный иронический взгляд.
Мы уже довершаем круг, и Мень вдруг задумчиво произносит:
— Всё, о чем вы говорите, — это вход в то же здание, но… с черного хода. Занимаясь спиритизмом, вы попадаете в низший астральный слой духовного мира. Зачем пускать в ход силы, которых мы не знаем и с которыми не умеем совладать? Путь от человека к Богу прям, — подводит он черту.
Я еще не понимаю смысла последней фразы. Мне, тугодумке, надо ее обмозговать.
— Как мне к вам обращаться? — спрашиваю вполне серьезно. — Извините, но у меня язык не поворачивается выговорить „отец Александр“.
Ему это странно. Но он ко всему привык.
— Называйте меня Александром Владимировичем».
Так для огромного большинства людей, поставивших перед собой вопрос о смысле жизни и приехавших с этим вопросом в Новую Деревню, встреча с отцом Александром означала начало пути к Богу, диалог со священником, который, принимая на себя боль и смятение души нового прихожанина, готов был осторожно и деликатно говорить с ним о главном, в свете чего меркла и отходила на второй план та боль, с которой приехал этот человек… Общение с духовными детьми в условиях растущего прихода происходило у батюшки, как правило, в ущерб еде, отдыху, часто по дороге к больному, в электричке.
Приход отца Александра стремительно расширяется в эти годы не только за счет новообращенных, но и в результате новых знакомств на отдыхе, переписки по целому ряду волнующих отца Александра литературно-исторических и богословских вопросов. Вот как рассказывает о первой встрече с отцом Александром в середине 1970-х врач-психотерапевт Владимир Леви: «…в Коктебеле, на околопляжной улочке ко мне подошел светловолосый молодой человек. Представился диаконом Александром Борисовым: „С вами хотел бы познакомиться отец Александр Мень, священник. Он читал ваши книги…“ В обращении диакона была некоторая осторожность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.