Отдых на свежем воздухе - [39]

– Старший паладин Педро Джулиани, – признался Карлес, понимая, что оказывает наставнику козлиную услугу. Ведь наверняка сеньор Мануэло тому письмо напишет неприятное.

– Уж я ему отпишу, чтоб впредь не забывал ученикам очевидные вещи рассказывать, – тут же подтвердил Карлесовы опасения старший паладин. – А то учат вас, учат… а потом вас еще бери и доучивай… как будто я тут не секретарь, а наставник… Так. С Мендосой я сам поговорю, а ты слушай внимательно. И на Нинью пялиться не вздумай!

Карлес только кивнул:

– Как скажете, сеньор Мануэло.

Дон Жозе Мендоса был дома, и был он злющий, как целое гадючье кубло. Хоть он это и старательно скрывал, но паладины умеют видеть настоящие чувства людей, и Карлес даже обрадовался, что сеньор Мануэло велел ему помалкивать.

Увидав с асотеи всадников, поднимающихся по мощеной доломитовыми плитками дорожке к его усадьбе на склоне холма, пристроенной к древней башне Кастель Мендоса, дон явно собрался было крикнуть им, чтоб убирались, но, разглядев, кто именно едет, сдержался, вместо того просто выругался заковыристо и пошел вниз, во двор.

Во дворе к спешившимся паладинам подбежал паренек со здоровенным синячищем под глазом, поклонился и взял под уздцы лошадей, повел куда-то за угол. С парадной лестницы спустилась богато одетая девушка невероятной красоты: невысокая, с тонкой талией и при том с крутыми широкими бедрами и пышной грудью, с длинной ярко-рыжей косой, уложенной в замысловатую прическу по последней сальмийской моде, да еще и цветочками искусственными украшенную. Глаза у девушки были просто огромные и при том ярко-синие, с длинными густыми ресницами, губки алые, ротик маленький, носик точеный, а уши – сильно заостренные, и Карлес тут же и понял, повнимательнее глянув на девушку, что в ней половина крови альвов из клана Клаэх. Вспомнив, что сказал сеньор Мануэло, Карлес спохватился и перевел взгляд в сторону, на беседку под яблонями и персиками, где за столиком сидел мальчишка лет двенадцати и уныло делал вид, что читает учебник географии. Мальчишка был одет довольно богато, но при том выглядел как обычный сельский сальмийский подросток: выгоревшие на солнце волосы, смуглая кожа с царапинками, обветренные губы, голубые глаза, густые пшеничные брови и длинные нескладные руки-ноги, по которым было видно, что он вырастет в крупного мужчину. Когда на лестнице появился сам дон Мендоса, стало понятно, что сын пошел в папочку: дон был здоровенным, широкоплечим, с такими же выгоревшими волосами, голубыми глазами и большими руками. Карлес смутно припомнил, что вроде бы дон Мендоса никогда не был женат, и что сын его – признанный бастард от какой-то гондомарской горожанки, а дочку ему родила альва, с которой дон в молодые годы спутался и чуть было за ней в Фейриё не ушел, да вовремя одумался. Насчет всего этого соседи Мендосы тоже любили почесать языки и тем вызывали его недовольство.

– Нинья! Хватит пялиться на паладина, тебе с ним всё равно ничего не обломится! – рявкнул дон на дочку. – Живо на кухню, вели обед подавать, и пусть еще на двоих поставят!

Нинья, стрельнув глазками в обоих паладинов и завлекательно пожав плечиком, ушла. А дон, спустившись во двор, протянул руку сеньору Мануэло:

– Рад видеть, сеньор Дельгадо. Как здоровье? Как Сезар, внуки?

Сеньор Мануэло ответил на рукопожатие:

– Хвала богам, Жозе, скриплю помаленьку. Сезар ничего, держится. Джорхе недавно вторую королевскую награду получил, Жоан в Корпусе учится, Микаэло, хм… путешествует. Аньес выросла, красавицей не хуже твоей Ниньи сделалась, Сезар уж не успевает от нее ухажеров отгонять.

– Пусть кнут подлиннее заведет да при себе держит, – проворчал дон Мендоса. – А то потом забот полон рот будет. Хорошо если просто дитенка заимеет, это куда ни шло, а то ведь еще выскочит замуж за кого попало, тогда уж позора не оберешься! И амулет от зачатия пусть не забудет ей купить. Моя-то… эх, моей-то бесполезно амулеты надевать, – махнул он рукой. – Ладно, чего стоять. Как раз обед поспел. Идемте. А вы, надо думать, сеньор Карлес Туриби. Слыхал, слыхал. Что ж вы в прошлый раз ко мне не заехали?

– М-м… Дон Жозе, я тогда первым делом на кладбища подался, осмотреть и вампира выловить, – сказал Карлес. – Спешил, опасался, чтоб кто еще не пострадал.

– Оно понятно, служба есть служба, но вы уж будьте любезны, впредь не проходите мимо, – строго упрекнул его дон, толкнул дверь из яблоневых брусьев и жестом предложил войти.

Насколько успел заметить Карлес, дон Мендоса по сальмийским меркам был очень богат: мебель в доме вся резная с инкрустациями, на полу лежат большие кестальские ковры, по стенам висят хорошие картины в золоченых рамах, в столовой стол покрывает вышитая серебром ингарийская скатерть, все столовые приборы серебряные с ручками из агата, а посуда – аллеманский фарфор, расписанный пастушками, розами да овечками. Впрочем, вряд ли семейство Мендоса пользовалось такой роскошью каждый день, скорее всего посуду, скатерть и приборы быстренько заменили по случаю гостей. Хотя супница и кастрюльки с подносами, в которых вносили блюда, тоже были вполне изящными и красивыми, с чеканкой и серебрением. Да и еда была поизысканнее, чем обычно на столах сальмийских донов в будний день: сырный суп, фрикасе из кролика, тушеные овощи с форелью, сочные свиные отбивные с гарниром из мелких деликатесных помидоров и базилика, рыбный пирог и картофельные клецки с грибами. И отличная местная сангрия.