Отдохновение миссис Мэшем - [11]

– Так вот, – сказал Мария, – я все это обсудила с моим Профессором. Ваш народ скрывается на острове – почему? Очевидно, потому, что вы боитесь, как бы вас люди не захватили, и Профессор говорит, что его это нисколько не удивляет. Он говорит, что защитить вас способно только сохранение вашей тайны, потому что, если эта тайна откроется, спасения вам уже не будет. Но ведь она все равно открылась. Какой же смысл гнать меня с острова, если я уже про вас знаю? Профессор говорит, что Случай Отдал Вас В Мои Руки, и что бессмысленно Запирать Конюшню, Когда Конь Уже Вырвался На Волю. И еще он говорит, что теперь вам лучше подружиться со мной, чтобы я никому про вас не рассказала. Он говорит даже, что это Единственная Ваша Надежда.

– Мадам…

– И честное слово, – сказала Мария, – я никому не скажу, даже Стряпе.

– Случай, Мадам…

– Послушайте. Я вас прошу, идите в колонну и растолкуйте там все, что сказал Профессор. Объясните, что я готова Защищать Вашу Тайну Даже Ценой Собственной Жизни, независимо от того, будут ли ваши друзья любезны со мной или нет. Профессор говорит, что я не должна Угрожать Вам Разоблачением. Он говорит, что тайну следует сохранить в любом случае, и что всякий Порядочный Человек должен оставить право выбора за вами.

– Профессор, Мадам…

– Ваша женщина знает его. Готова поспорить, что она не упустила ни единого слова. А теперь, пожалуйста, идите внутрь, обсудите все как следует, и Профессор еще сказал, что пока идет обсуждение, мне следует Передвигаться С Большой Осмотрительностью.

Казалось, лиллипутскому посланнику хочется сказать сразу и то, и другое, и третье, однако он взял себя в руки, кое-как собрался с мыслями, вспомнил о Предмете, который желал бы обсудить, открыл было рот, закрыл, оглянулся на дверь в колонне, поклонился и пошел прочь. В дверях он обернулся, снова открыл рот, снова закрыл и исчез.

Мария, глядя во все глаза, обошла лужайку, но никаких особых открытий не сделала. Правда, она углядела, что лужайка четырьмя каменными стенками дюйма в три высотой разделена на выпасы. В прошлый раз эти стены показались ей просто грудами мусора. Судя по всему, их и соорудили из мусора, собранного внутри храма, бывшего, как начала подозревать Мария, скорее всего, полым. Она знала, что в тропических странах муравьи, случается, выгрызают мебель изнутри, – или не муравьи, а термиты? – похоже, и народ лиллипутов проделал нечто подобное. Во всяком случае, ни единого дома или иного строения, способного выдать их присутствие, снаружи не имелось.

Обойдя лужайку, она вернулась к храму и около получаса просидела на его ступеньках, однако никаких признаков того, что совещание внутри беседки подходит к концу, ей заметить не удалось. Мария еще раз обошла лужайку, навестила замаскированный док и внимательно осмотрела кустарники. И здесь ничего интересного не обнаружилось. В низу зарослей, в той их части, которую в лесу мы бы назвали подлеском, похоже, были проложены тропы, ведущие к разным участкам берега, но приметить их мог разве что кролик. Кое-что она, впрочем, нашла, – малиновку, попавшуюся в прилаженную к одной из верхних веток петлю из конского волоса. Малиновка была мертвой. Марию это не взволновало, поскольку она не питала иллюзий относительно присущих малиновкам повадок, к тому же она поняла, что пойманная птица предназначается для чьего-то обеда.

Побродив по острову, Мария снова присела на ступеньки и просидела еще полчаса, испытывая сильнейшее желание, чтобы Парламент, наконец, до чего-нибудь договорился.

Когда это и впрямь случилось, к ней вышел прежний посланник лиллипутов, – вышел один, довольный, важный и несколько запыхавшийся. Он вежливо поклонился, маленьким платочком отер лоб и объявил, что идеи Профессора победили! Если Мария будет столь любезна, что присядет вот здесь, на безопасном расстоянии от хлева, Народ готов предстать перед нею.

Мария, еле дыша от волнения, села, где ей было указано, а посланник встал рядом – так, словно она была его личным приобретением. И начались чудеса.

Сначала распахнулись ворота нижней ступеньки, и из них выступили коровы, – каждую вел на веревке особый работник, видимо, из опасения, что коровы, увидев Марию, могут разбежаться. Скот был сплошь черный, наподобие фризского, и как ни странно, никаких признаков страха не обнаруживал. Видимо, Мария оказалась для скотов столь велика, что те ее и не заметили. Приняли за дерево и на том успокоились. Следом потянулись, блея, овцы с мемекающими и скачущими ягнятами. Ягнята, когда они пьют, крутят хвостами, будто пропеллерами, – то же самое они проделывали и теперь. Молочный скот был ростом дюйма в четыре, а овцы – в полтора. Было тут и некое подобие овчарок, выглядевших так, словно они только что соскочили с Ноева Ковчега. Овчарки бегали вокруг овец и тоненько лаяли, явно испытывая большое удовольствие.

После того, как скот провели вокруг лужайки и сохранности ради загнали обратно в хлев, из тех же ворот появилась команда рыбаков. И рыбаки, искоса поглядывая на Великаншу, тоже прошли по кругу, неся весла для каноэ, гарпуны вроде того, с каким на нее набросилась лиллипутка, крохотные остроги и удилища для ловли мальков, оборудованные лесками из конского волоса. На рыбаках были высокие сапоги, пошитые из дубленых мышиных шкур.